Праправнук архимандрита

Андрей Вознесенский, выходец из духовного сословия. Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

Духовное происхождение мало занимало Вознесенского в молодости. В семейной легенде об архимандрите Андрее Полисадове его скорее интриговало то, что прапрадед был грузином, а не его высокий церковный чин. В свой первый сборник «Мозаика» (1960) Вознесенский включил небольшое стихотворение «Прадед», где упомянул и Грузию, и «цепи нагрудные» монаха. Цензура вырезала из готового тиража это стихотворение, была сделана вклейка другого текста. Но в оглавлении так и осталось – «Прадед». В сборнике при желании можно было усмотреть и иную политическую крамолу – так почему именно прадед так напугал власти? Возможно, Вознесенскому решили напомнить, что главным нервом коммунистической идеологии остается атеизм, и не должен советский поэт афишировать свое происхождение из духовного сословия.

Сословие священнослужителей, как и остальные сословия в дореволюционной России, в основе своей было наследственным. На протяжении десятков лет представители одного рода служили в церквях одного уезда или одной губернии. Чаще всего происходило так: сын священника, окончив духовную семинарию и перед принятием сана женившись на поповне, наследовал со временем приход своего тестя. Семьи священников были, как правило, многодетными и в силу этого небогатыми, трудовыми. Дети, рожденные в духовном звании, в среде, чуждой пороков и соблазнов, не развращенной барством и не подавленной рабством, отличались здоровьем душевным, да обычно и физическим. Существенно и то, что духовенство было в России единственным сословием, имевшим право на бесплатное (и очень неплохое) образование: сыновья священников обучались в семинариях, а дочери – в женских епархиальных училищах.

Из поколения в поколение эти люди занимались одним и тем же: вели богослужение (что требует знания наизусть сложных текстов), проповедовали (здесь необходимы литературные и ораторские способности), исповедовали (для чего нужно было хорошо понимать человека, то есть быть психологом), были регентами церковных хоров, учили детей в церковно‑приходских школах. Наверное, накапливались в этом сословии какие‑то устойчивые признаки. Например, любовь к публичным выступлениям, склонность к морализаторству, интерес к человеческой душе. Когда сегодня человек понимает, что это в каком‑то смысле наследственное, он начинает терпимее относиться к качествам, которых до этого отчасти стыдился. Не нужно изживать эти способности. Нужно найти способ их применения. Например, стать учителем. Или поэтом.

Что такое селекция – знает не только ученый, но и крестьянин. В выращенном урожае он отбирает лучшие семена на посадку. Создает элиту, улучшает генофонд. Ему и в голову не придет производить селекцию наоборот – скармливать скоту или пускать на другие нужды лучшие семена. Селекция наоборот, поражение генофонда целого народа есть геноцид. Не нужно уничтожать всех подряд, достаточно уничтожить элиту.

Коммунистическая диктатура осуществила настоящий геноцид народа, в течение десятков лет физически уничтожая или изгоняя из страны носителей культуры (дворянство), духовности (священников), предприимчивости (буржуазию), трудолюбия (состоятельных крестьян), интеллекта (ученых и писателей).

Твердо можно сказать, что больше всего пострадало от геноцида духовное сословие. Достоверной статистики уничтожения до сих пор нет, но вот две неоспоримые цифры. По данным на 1916 год в РПЦ насчитывалось 143 архиерея. Когда в сентябре 1943 года Сталин приказал собрать Собор для предъявления союзникам (делегации Англиканской церкви), то НКВД удалось найти только 19 архиереев.

Церковь как институция была фактически уничтожена. Но мало того – искажалась и уничтожалась память о священниках и их роли в жизни народа, в общественном сознании. Создавался как типичный образ попа – обладателя всех возможных пороков, паразита и врага трудового народа.

«Прадед» будет напечатан спустя 20 лет в сборнике «Безотчетное» рядом с поэмой «Андрей Полисадов». О родословной как таковой в поэме сказано предельно лаконично и сухо:

Умер муромским 

архимандритом,

отвлеклось родословное древо.

Его дочка, Мария Андреевна,

дочь имела, уже Вознесенскую,

мою бабку, по мужу земскую.

Тут семейная тайна зарыта,

времена древо жизни ломали.

Шарил семинарист 

знаменитый –

В чьих анкетах 

архимандриты?

У нас в доме икон не держали,

но про деда рассказ повторяли.

И отец в больничных палатах

мне напомнил: «Андрей 

Полисадов».

Ясно, что «красное колесо» прокатилось по семье. Мало физически уничтожить человека, надо создать такую атмосферу, при которой отец не рассказывает сыну правду о своем деде, боясь за него, за сына.

Что касается поэмы «Андрей Полисадов», то это – вершинное произведение Вознесенского. Но не только литературными достоинствами ценна эта поэма: она представляет собой уникальный открытый урок генеалогической самоидентификации личности в истории. С кем из твоих многочисленных предков ты ощущаешь особое родство и связь на мистическом уровне, кто близок к твоему идеалу, чье главное дело ты продолжаешь, чьи идеи несешь людям?

Почему против воли пиита

то анафемою, то стоном

голос муромского 

архимандрита,

словно посох, 

                  рвет микрофоны? 

Санкт‑Петербург