Лицом к Югу

Писательские воспоминания – топографически точный портрет любимого приморского города. Иван Айвазовский. Вид Одессы с моря. 1865. Национальная галерея Армении

Время пощадило очень немного произведений литературы социалистического реализма, в том числе «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева (1897–1986). В советский период оно считалось увлекательной повестью для правильного воспитания детей, хотя уже тогда ею зачитывались не только дети. Не менее охотно ее читали взрослые, ностальгирующие по своему забытому и поруганному, но счастливому вопреки всему и беспричинно радостному детству. Кто хоть раз отдыхал на море в детстве, этого уже не забудет, что тогда говорить о южанах, добровольно или вынужденно переселившихся в регионы с более суровым климатом. Солнце ли тому виной, но южане более северян жизнерадостны, темпераментны, безмятежны и расположены к переживанию счастья. Катаев, один из инициаторов оформления в литературе южнорусской, или «одесской» школы, и сам был из таких. Затея удалась, поскольку она не была землячеством, а сделалась эстетическим феноменом, возникшим в результате перемещения с периферии в самый центр, в столицу, талантливых представителей молодой генерации.

Одесса перед Первой мировой войной успешно соперничала с Ригой и Киевом за право считаться третьим по значению, преуспеянию и темпам роста городом Российской империи, однако в результате ее крушения съехала на обочину (как и ее конкуренты, впрочем). Зато шанс реализоваться тогда появился не у одной только плеяды одесских литераторов, которым повезло уцелеть в грандиозном историческом катаклизме. Тот назревал давно и разразился благодаря поразительной наивности и беспримерному ожесточению всех противоборствующих сторон, не желавших примириться с непослушанием и неподвластностью живой жизни их «хотелкам» и приказаниям. Оттого расплата была неизбежна. Поэтому так нелегко сегодня читать эту написанную в сорокалетнем возрасте Катаевым, на пороге очередного большого террора, повесть о детстве в городе у моря в год первой русской революции.

Говорят, что пройдет, то будет мило. О, если бы! Солнечны и сладостны воспоминания писателя о жизни в любимом городе, но чернеют в них нити дегтя социальной ненависти, способные испортить любую бочку меда. Дети до поры и не заметят их, пропустят по-жюльверновски подробное описание анатомии и физиологии дореволюционной жизни и увлекутся сюжетом, где есть все, что нужно мальчишкам: опасные приключения и игры, конспирация, катакомбы, баррикады, герои, экшен и даже девочки. А от внимания взрослых не ускользнет, что Петя и Гаврик – это наши «красные» Том Сойер и Гек Финн (и Гаврош отчасти); что напугавший детей беглый матрос появляется так же внезапно, как Пугачев в «Капитанской дочке», но неуловим, как Дубровский, и непотопляем, как киношный Чапаев; что псы режима – шпики и жандармы – карикатурны и омерзительны, а реально страшны погромщики и конные казаки; что броненосец «Потемкин» брезжит за границами повествования, подобно Летучему Голландцу, а «в тумане моря голубом» «белеет парус одинокий» рыбацкой шаланды, уносящей за границу беглого подпольщика и революционера. Фабула не слишком убедительна, но изобретательна – от нее большего и не требуется.

Кстати, этот «парус одинокий» юный Лермонтов позаимствовал у поэта-декабриста Бестужева-Марлинского. Катаев, в свою очередь, одолжил его у Лермонтова, наполнив несколько другим содержанием – не бунтарской романтикой неприкаянного скитальца, а щемящей мечтой вернуть вместе с утраченными представлениями детства ощущение безбрежного счастья.

Оттого так поэтичны, интимны и драгоценны писательские воспоминания об одесской жизни – топографически точный портрет любимого приморского города. Песчаные пляжи Затоки и Каролино-Бугаза – виноградники Шабо – колесный пароход из Аккермана (Белгород-Днестровского) в Одессу–Люстдорф–Ланжерон–Отраду–Аркадию – морской порт, летний зной, пыльные акации, Привоз, где монументальная и хищная мадам Стороженко торгует рыбной мелочью, Куликово поле, по которому пришли к дому Бачеев погромщики… Бедная Одесса и бедный Катаев, русский писатель!