А вас правда клещ укусил?

Войнович вообще отдельная фигура в общем пантеоне величин. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru

Летом прошлого года мы, группа соратников, готовили юбилей любимого Мастера, испытывая при этом настоящий душевный подъем (я теперь точно знаю, что это такое). Это было необыкновенно и незабываемо. И почетно, невероятно почетно. Хотелось, чтобы Мастеру было хорошо и приятно в его праздник. Идею безоговорочно поддержали все, к кому мы обращались за помощью, – артисты, певцы, барды, режиссеры, журналисты, писатели, общественные деятели. Всем хотелось поучаствовать. Мастера звали Владимир Войнович. Владимир Николаевич Войнович.

Прошел год. Год моей личной потрясающей дружбы с большим писателем и большим человеком. Год очень доверительных бесед, советов, к которым не просто хотелось прислушаться, а все их записать и поделиться ими как неким бесценным даром, редким знанием, которым случайно наградили почему-то именно меня. В этот год случались совместные наши поездки по Москве и не только, ужины-обеды, некая работа, которую обязательно хотелось сделать и завершить вовремя.

И вдруг... Горькая, ужасная, подкосившая всех нас, прошлогодних, новость. Наш Мастер ушел... Ушел, не дожив этого своего года до конца. Ушел, пережив страшное горе – смерть сына. Ушел, продолжая работать, задумав новое, большое, серьезное...

Мне, лично мне, плохо без него. Мне его не хватает, я тоскую по нему – по человеку, дорогому Владимиру Николаевичу, и по писателю мировой величины Владимиру Войновичу. Нам всем его не хватает – и тем, кто любил его искренне, и тем, кто не любил, завидуя его таланту и смелости. Он ушел – смелый, принципиальный, умный, веселый, озорной и беспощадный. А еще несломленный и непрогнувшийся.

Моя любовь к творчеству писателя Войновича случилась однажды и навсегда. В позднем детстве. Или в ранней юности. Когда уже можно было читать все – вернее, все уже можно было читать открыто, не воруя у задремавшей бабушки из-под подушки какой-нибудь самиздат или тамиздат, который дали на ночь и который надо было выкрасть (кто бы мне его просто так дал?), чтобы успеть хотя бы украдкой пролистать перед школой где-нибудь в ванной или на кухне.

А вот «Чонкина» выкрадывать не пришлось, но пришлось встать в очередь – ко мне журнал попал только после мамы-папы-бабушки (читали они очень быстро, но норовили сразу передать журнал кому-то еще: молодому ординатору из хирургии, на соседнюю университетскую кафедру, в ректорат института...). «Ну, уж нет! В этот раз – сначала я. Потом отдавайте, хотя мне тоже есть кому дать почитать. Человек пять-шесть в очереди в школе». И они согласились. А еще рассказали, кто такой этот автор. Он писал отличные стихи, повести, песни, потом стал неугоден, его затравили. Эмигрировал, но продолжал писать. Оказалось, он еще и наш земляк – родился в Душанбе, жил в Ленинабаде (родные мне места), и отца его арестовали тогда же, когда и наших прабабушку с прадедом. Все эти совпадения тоже зацепили.

Смех в квартире, пока все читали – по очереди или даже вслух, – стоял постоянно. Некоторые моменты перечитывались по нескольку раз, обсуждались с соседями. Сразу после «Чонкина» я прочла и другие произведения Войновича. Было мне в то время 16 лет. Марику, старшему из моих сыновей, тоже было 16, когда он в отличие от 16-летней меня незаочно познакомился с Владимиром Николаевичем (его героев он знал уже давно) и даже стал его помощником в делах фейсбучных. Как же ему повезло, моему Марику! Я все время думала, понимает ли он сам это? Судя по тому, как пережил смерть Владимира Николаевича, как прятал красные от слез глаза за темными очками на траурных мероприятиях, – понимает.

Между моими 16 и 16 Марика прошло почти 30 лет. За эти годы произошли кардинальные изменения в стране и мире. Страна перестала существовать, мир кое-где изменил границы и свои геополитические карты. Начались и успели закончиться некоторые войны – большие (с участием армий нескольких стран) и маленькие (с участием граждан одних государств друг против друга), но не менее кровавые. Войнович вернулся из Германии в Россию. Он радовался перестройке и перемены воспринял воодушевленно. Опять начались войны и конфликты, опять менялись границы. Новая реальность страны перестала радовать Владимира Николаевича, а последние годы так и вовсе вызывала недоумение и возмущение. Но он жил, писал, любил, рисовал, выступал. Помогал и защищал, подписывал письма в поддержку, участвовал в общественной жизни, влиял на умы. Дарил миру новых героев, продолжал истории уже полюбившихся (легендарный «Чонкин» – теперь трилогия).

Что касается лично меня, то в эти тридцать лет творчество Войновича отражалось и на моей жизни и мироощущении. На филфаке МГУ я серьезно занялась написанным Владимиром Николаевичем в спецсеминаре «Русское зарубежье». Планировала и дальше эту свою литературоведческую деятельность; по независящим от меня причинам не случилось. А когда собралась замуж, то получила от будущего мужа в подарок «Москву-2042» – после долгих выяснений, кто что читает/смотрит/слушает/во что верит, выяснилось, что в приоритетах у обоих практически одно и то же, а Войнович вообще отдельная фигура в общем пантеоне величин. Потом мы просто жили-любили-рожали-растили-строили-ездили-читали, в том числе и Войновича, который очень полюбился и нашим многоязычным детям. Смеялись и тяжело вздыхали от записанной на бумаге правды уже всей семьей. Как вдруг однажды знакомый режиссер сказал, что вообще-то неплохо знает Войновича, да и нас может познакомить: «Хотите, съездим к нему в гости?» Хотим?! Да мы мечтать о таком не смели! Ну, может быть, когда-нибудь, по работе, какое-то интервью, но чтобы вот так, запросто поговорить-познакомиться?.. Этого просто не может быть.

Владимир Николаевич и Светлана Яковлевна (жена) оказались невероятно гостеприимными, хлебосольными, радушными хозяевами прекрасного дома, где бывать оказалось легко и комфортно. И невероятно интересно. Этот дом и его хозяев полюбили и мы, и наши дети. А вопрос, однажды заданный Войновичу нашим младшим (в тот момент восьмилетним) сыном Максиком, просто стал «классикой жанра» в среде друзей и знакомых (да и сам Владимир Николаевич полюбил рассказывать эту историю):

«– Владимир Николаевич, у меня к вам очень важный вопрос.

– Да, Максик, слушаю...

– А вас правда клещ укусил?

– Да, правда, клещ меня укусил, было дело.

– Значит, действие этого романа основано на реальных событиях?

– Интересный вопрос. Максик, а ты что, читал мой роман «Малиновый пеликан»?

– Ну, можно сказать, читал, я бы просто так не спросил. Я слушал. Да и «Чонкина» тоже.

– Так ты, вероятно, мой самый юный читатель! Что ж, можно сказать, что действие романа основано на реальных событиях. Так и буду его теперь представлять».

Дальше был смех и самого Войновича, и нашего юного книгочея, и всех вокруг. Кстати, смех у Войновича был особенный, заразительный, какой-то добрый, совершенно беззлобный. Который, увы, мы больше не услышим.