Краска на обезьяньем хвосте

Светлана Батракова. Современное искусство и наука. Место человека во Вселенной. – М.: БуксМАрт, 2018. – 288 с.

Великолепная идея – рассмотреть науку и искусство «века авангарда» в одной связке, показать общие истоки и общие тенденции их космической одиссеи. Очень кстати тут пришелся и антропный принцип, как в эпоху Возрождения, но с еще большими «полномочиями» ставящий человека в центр Вселенной. Человек уже не просто свидетель, он активный участник космических процессов.

Но… Да, есть у меня это «но», которое разрасталось по мере проблемно-теоретического и не без элементов авторского восхищения фантазийной игрой современного авангардного сознания изложения материала. Мне показалось, что эта замечательная во многих отношениях книга (поражает свободное владение автором огромным материалом физики, философии, искусства, искусствознания, литературоведения, эстетики) несколько запоздала. Что сейчас уже пришла пора задавать вопросы, не что такое авангардное искусство и как оно соотносится с современной наукой, а как выводить и то и другое из серьезнейшего тупика. Примерно до середины прошлого века еще были иллюзии расцвета, еще живы были такие корифеи и пророки науки, как Альберт Эйнштейн и Анри Бергсон, а у нас Петр Капица и Лев Ландау. Еще творили Шагал, Кандинский, Магритт – авторы глубочайших космических интуиций. А сейчас физические теории не находят реальных подтверждений, природа на них попросту «не отзывается». Авангардное искусство наших дней или сливается с развлекательными действами, превращаясь в «парк аттракционов», или уныло маячит в музейных залах какой-нибудь горой мусора и старой обуви, вызывая зрительскую усталость и разочарование…

Автор книги какой-то такой, не очень хороший, поворот смутно подозревает: «Нередкие и весьма агрессивные примеры выхода искусства XX–XXI веков за пределы эстетических оценок и норм – все эти мешки с углем, унитазы, груды песка в музейных залах, все эти акции и инсталляции, все эти «безумства» и «абсурды», выдаваемые за художественные произведения... побудили некоторых исследователей предрекать в будущем замену того, что мы привыкли называть культурой, чем-то принципиально другим». Но какая поразительная искусствоведческая выдержка! О выставленном в художественном салоне «Фонтане» Марселя Дюшана, представляющем собой обыкновенный перевернутый унитаз, автор говорит с той же научной строгостью и серьезностью, что и о произведениях гениального Шагала. И то и другое прекрасно вписывается в «неклассическую», подвижную и «открытую» картину мира. А авторская задача – показать ее невиданный размах и радикализм.

Мне-то, напротив, кажется, что многие издержки эпохи авангарда – как в науке, так и в искусстве – связаны с феноменом самонадеянного «атакующего сознания», о котором Светлана Батракова не раз упоминает. Для него голос самой природы уже не важен, диалог с ней исчез. Так, автор пишет о представителе французского «нового реализма» Иве Кляйне, который укреплял на крыше автомобиля чистый холст и отправлялся в путешествие, надеясь, что над задуманными «Космогониями» потрудятся «дожди, солнце, ветры и туманы». «Кто автор таких картин? – задает вопрос Батракова. – Может быть, следует говорить о соавторстве?» А я думаю, что никакого соавторства нет, есть все то же «атакующее сознание» с его очередной эпатажной выдумкой. Можно писать картину с помощью обмокнутых в краску хвостов обезьян или произвольно взрывать холст – все это к «природе» никакого отношения не имеет. Она ехидно молчит или даже «мстит», насылая на нас, утративших с ней естественную связь, ураганы и пожары.

Икона авангарда Поль Сезанн так и не смог до конца оторваться от природного начала. Поль Сезанн. Гора Святой Виктории. 1896–1898. Государственный Эрмитаж, СПб. Иллюстрация из книги

Еще один жупел авангардного искусства, связанный все с тем же «атакующим сознанием», – изобретение нового языка. Батракова пишет: «Никогда еще столь широко не использовались в работе над картиной разного рода природные и вообще подручные (бриколаж!) вещества и материалы: песок, стекло, опилки, зола, земля, деготь и т.п.». В аннотации к переводной книге для детей о современном искусстве, выпущенной недавно крупным художественным издательством, говорится, что материалом произведения может быть «и шоколад, и разбитые автомобили, и даже слоновий помет». Помет? Мне почему-то трудно представить, что кто-то решится подойти к такому «произведению». Мы, взрослые, искусствоведы и зрители, еще сами не договорились, а детей уже учат, что это и есть современное искусство. Давно сказано, что «уста глаголят» от «полноты сердца». Если есть что сказать, язык отыщется. Но есть ли что сказать?

Со смыслом в авангарде и правда, кажется, не все в порядке! «Сон, бред, бессознательные импульсы и сознательное помешательство (вернее, его имитация) – все идет в ход», – пишет автор. Но поскольку это примета «неклассической», «синергетической», «становящейся», словом, достаточно «радикальной» картины мира, у Батраковой никаких претензий к утрате смысла нет. Бред так бред! Особенное внимание уделяется «бриколажу», когда художественный мир монтируется из связанных «по касательной» фрагментов. Вполне допускаю, что во многих работах Сальвадора Дали и впрямь не следует искать «прямого» человеческого смысла. Но вот у Марка Шагала или у Амедео Модильяни, работы которых тоже рассматриваются автором в контексте «бриколажа», такой смысл всегда есть. У этих художников ощутимы уроки большой, тысячелетней пластической традиции, с которой они и не думали порывать. Книга Батраковой, как мне показалось, в большей степени о тех, кто с такими традициями сознательно или бессознательно порвал.

Но не потому ли столь запоминаются две главы, посвященные «сомневающимся» ученому и художнику, сохранившим позицию «смирения» (почти забытое ныне слово!) перед природой? Это Эйнштейн и Сезанн, два корифея авангардной эпохи, взгляды которых автор, по-моему, очень интересно сблизил. Оба новатора не желали уходить «в абсурд», довольствоваться только своим воображением. Сезанн сохранял, по словам автора, «смиренное благоговение перед природой». Ему вторит Эйнштейн, пишущий, что природа «возбуждает в душе каждого мыслящего человека чувство истинного смирения». Как это не похоже на «атакующее сознание»! Обоим представлялось важным продолжение диалога с природой. Эйнштейн в споре с Бором доказывал мысль, что «Бог не играет в кости», и пытался отыскать некие общие теоретические основания общекосмических и атомарных процессов. А «икона» авангарда Сезанн все никак не мог вполне оторваться от «натуры», природного мотива, писал и писал свою гору Святой Виктории. Между тем вокруг уже вовсю развернулся кубизм, в натуре не нуждающийся! Не значит ли это, что и у классического искусства XX–XXI веков остался серьезный творческий потенциал?

Интересно, что автор, подводя итоги, вдруг выходит на возможность какого-то менее брутального и «атакующего» – «женского» – подхода к миру. В самом деле – природа жаждет человеческого внимания и участия. И думаю, что новые наука и искусство услышат ее призыв.