Вавилонское берлинское столпотворение

Дёблин – учитель Гюнтера Грасса. Фото 1930 года

Получая в 1999-м Нобелевскую премию, Гюнтер Грасс сказал, что Альфред Дёблин (1878–1957) более достоин ее. Сам Грасс компенсировал эту несправедливость еще за 20 лет до того, в 1978-м, к столетию, учредив Премию имени Альфреда Дёблина – для молодых писателей за неопубликованные и незаконченные романы, то есть написанные для себя и литературы, а не для издателей, не для продажи. В статье «Мой учитель Дёблин» Грасс так и говорит, что романы Дёблина не принесли ему коммерческого успеха и что «значение Дёблина не было и не может быть оценено с точки зрения конъюнктуры рынка».

С точки зрения литературы – стиля, идей – Деблин тоже выходит за границы, Грасс пишет, что он «…как прогрессивный левый был чересчур католиком, как католик был слишком анархистом, как моралист он не придерживался твердых принципов, для ночных программ он был недостаточно элегантным, а для школьного радио – слишком вульгарным». Все это, конечно, можно почерпнуть из его романов, прежде всего из самого знаменитого – «Берлин Александерплац» (1929), плутовского, о грабителях, проститутках, сутенерах, убийцах, жителях Берлина, гениях места и времени, 1927–1928 годов, послевоенно-преднацистского. Как в плутовском романе и до него в «Сатириконе» Петрония и «Золотом осле» Апулея, об их похождениях и неудачах рассказывается без гадливости и весело: что делать, если сейчас Вавилон – Берлин (об этом постоянные библейские цитаты), и стиль, и правда его жизни таковы.

Но в названии не «Вавилон Берлин» (хотя образ, метафора, настолько пришлась по вкусу Дёблину, стала своей, что он следующий, вышедший в 1934-м, роман назвал «Вавилонской прогулкой»), а «Берлин Александерплац»: на этой, центральной площади города – главное полицейское управление, сюда, по идее, попадают все герои, даже те, кто избежал наказания, как бы душою уже там.

В «вавилонских» цитатах романа говорится о блуднице из «Апокалипсиса» – разодетой в порфиру и багряницу, в драгоценных камнях и жемчугах, в руке золотая чаша, наполненная «мерзостями и нечистотою блудодейства ее», а сама блудница «упоена кровью праведных». Вряд ли нужно применять эту цитату к героям буквально, роман игрив, лукав, и даже лейтмотив, рефрен, что Франц Биберкопф (подзаголовок романа: «Повесть о Франце Биберкопфе») хотел бы стать порядочным человеком – после убийства любовницы и четырехлетней отсидки, – тоже не нужно воспринимать серьезно: на самом деле нет, не хочет, это не отвечает духу времени, стилю жизни, Вавилону Берлину. Да и под «Александерплац» в заглавии подразумевается не полицей президиум, машина наказания (полицейские, с облавой, возникают в романе лишь раз), а живая радость преступлений, замышляющихся в пивных и притончиках этой площади, ее, как говорится в романе, небо: «А Франц отсидел свои четыре года. Он убил ее, а сам теперь гуляет на свободе, живет в свое удовольствие, жрет, пьет, извергает свое семя, сеет там и сям новую жизнь. …Конечно, когда-нибудь придет и его черед. Все умрем, все там будем. Но ему до этого еще далеко. Он это знает. И пока что каждый день завтракает в пивных и на свой манер воздает хвалу раскинувшемуся над Александерплац небу, идет напевает: «Старушка бабушка играет на тромбоне…» или «Мой попугай крутых яиц не любит…» (перевод Зуккау).

Но Вавилонское столпотворение в романе не только столпотворение грабежей, обмана, убийств, преступных намерений, которые вызывает дух времени – небо над Берлином Александерплац (а романе есть и два ангела, сопровождающие Франца Биберкопфа, их зовут Саруг и Терах). Вавилонское столпотворение – сам роман, калейдоскопичный, многоязыковой: газетные объявления, чьи-то мысли, человека толпы, диалоги, диалоги, диалоги, модная песенка из кабаре, тюремный фольклор, кем-то рассказанная история, байка, повторяющиеся цитаты из Библии. Все это монтируется, монтируется и строит башню в небо.

О том, что она была построена, свидетельствует немецкая литература второй половины века, на которую никто так не повлиял, как Дёблин и Кафка. И не только немецкая.

Харьков