Разноцветные белые

В плане политических предпочтений Белое движение отличалось большим разнообразием. Но все они воевали против красных. Казимир Малевич. Красная конница. 1932. Русский музей

Эта книга – большой подарок коммунистам и всем, кто, читая или размышляя о Гражданской войне, «болеет» за красных. Автор, генерал-лейтенант Белой армии Константин Сахаров (1881–1941) не скрывал своих симпатий: «Белое движение в самой сущности своей явилось первым проявлением фашизма. Той волны народных масс, которая все выше вздымает свой вал и в которой человечество готово уже видеть единственное средство от общего паралича государственной власти… Белое движение было даже не предтечей фашизма, а чистым проявлением его».

Если учесть, что Константин Вячеславович после поражения колчаковцев успел побывать в Китае, Японии, Соединенных Штатах и Германии (где в 1923 году и появилась настоящая книга), то можно с уверенностью утверждать: ему было что сравнивать, а глорификация фашизма шла от чистого сердца.

Но насколько утверждение генерала соответствовало истине?

Да, действительно, многие чины Белых армий признали не только фашизм, но и нацизм. Генерал Петр Краснов и генерал-лейтенант Андрей Шкуро служили в ваффен СС – организации, признанной Нюрнбергским трибуналом преступной.

Константин Сахаров. Белая Сибирь: Внутренняя война 1918–1920 гг. – М.: Центрполиграф, 2018. – 512 с.

Вместе с тем генерал-лейтенант Антон Деникин или полковник светлейший князь Анатолий Ливен (Северо-Западная армия Юденича) были, напротив, настроены крайне антинацистски. Напомню, что полковник в отличие от довольно либерального Деникина принадлежал к крайне правым кругам русской эмиграции, к тем, кто про себя не без удовольствия говорил: правее меня только стенка. Тем не менее светлейший князь утверждал: мы, белые, готовы сотрудничать с любой властью, кроме коммунистов и нацистов.

Вообще в плане политических предпочтений Белое движение отличалось большим разнообразием. Правда верховное руководство Белых армий (Колчак, Деникин, Врангель) официально подчеркивали принцип непредрешенчества – каким будет будущий строй, станет понятно после «всесоборного» (всенародного) волеизъявления, по окончании Гражданской войны и освобождения России от большевиков. Но уже на уровне генералитета начинались дискуссии (а зачастую и споры). Так, коллега Сахарова по армии Колчака генерал-лейтенант Анатолий Пепеляев (которого мемуарист не любил) симпатизировал эсерам, а вот другой колчаковец – генерал-лейтенант Михаил Дитерихс, напротив, всю свою жизнь оставался убежденным монархистом.

То же самое наблюдалось и среди рядовых контрреволюционеров. Корниловцы пели: «Мы былого не жалеем,/ Царь нам не кумир./ Мы одну мечту лелеем:/ Дать России мир». Но в дальнейшем у многих из них возобладали монархические симпатии, поэтому первая пара строк, как правило, исполнялась про себя или заменялась словами «Русь могучую жалеем,/ Нам она кумир». Тем не менее белогвардейцы до самого конца войны включали в свой состав или заключали союзы со многими левыми течениями вплоть до эсеров (савинковский Союз защиты Родины и свободы) или даже анархистов. Так, часть махновцев, признавших власть Симона Петлюры, защищала с врангелевцами осенью 1920 года Перекоп, а другая часть штурмовала его вместе с красногвардейцами Михаила Фрунзе.

Если же говорить о самой книге, а точнее, книгах (в сборник также вошли его воспоминания «Чешские легионы в Сибири (Чешское предательство)»), то они содержит много интересных подробностей. Ведь мемуарист успел и послужить в тылу (начальником учебно-инструкторской школы), и повоевать на фронте, сначала командующим армией, а затем, пусть и короткое время, всеми вооруженными силами Восточного фронта. К сожалению, все это нередко сопровождается криптоантисемитскими выпадами. Например, в штабе командующего войсками Уфимской директории генерал-лейтенанта Василия Болдырева нашего героя неприятно поразила «масса юрких брюнетов с горбатыми носами».

В реальности в отличие от мемуаров Сахарова белые создали широкий политический спектр. Почти по Мао Цзэдуну с его призывом «пусть расцветают сто цветов». И точно так же, как у товарища Мао, все завершилось полным разгромом. Может быть, не стоило в букет контрреволюции вставлять черные и коричневые цветы фашизма и национал-социализма.