Бегут тебе навстречу не люди, а человеческие думы...

Образ «святого черта» гениально воплотил Алексей Петренко. Кадр из фильма «Агония». 1974

Имя Григория Распутина, загадочного старца, «святого черта», как его назвал последний посол Франции в Российской империи Морис Палеолог, уже более века не дает покоя. Полуграмотный крестьянин, чей образ в фильме «Агония» так гениально воплотил незабвенный Алексей Петренко, а потом подхватил Владимир Машков, Распутин стал ближайшей фигурой к трону и практически управлял огромной страной. Число статей и книг о нем, наверное, перевалило за несколько тысяч. Тем ценнее недавно обнаруженные и только что опубликованные воспоминания человека, знавшего легендарного сибирского конокрада лучше, чем кто-либо другой.

Сегодня вряд ли можно найти людей, которые помнят странного, производившего впечатление полубезумного, старика, бродившего по послевоенным Салоникам. На плечах – пелерина, отсутствующий взгляд, непременные книги под мышкой. Про него ходили слухи, что он забальзамировал тело умершей дочери и поместил в цинковый гроб, так как она перед смертью просила перезахоронить ее в России. Но поэт, публицист, религиозный философ Ипполит Андреевич Гофштеттер (1882–1950) так и не смог выполнить ее просьбу, закончив свой жизненный путь в Греции. К тому времени и его жена, и сыновья уже давно жили в СССР. Они вернулись, не найдя себе применение в эмиграции. Один сын вроде бы стал инженером, следы всех остальных теряются. Сгинули ли они в ГУЛАГе, погибли ли в войну – не знаем. Сам Гофштеттер публиковался в греческой прессе, но очень важным считал для себя издание своих статей в религиозном журнале «Путь», издававшимся Николаем Бердяевым и Сергием Булгаковым в Париже. Это был своего рода олимп русской православной мысли. Однако во Францию русский автор, невзирая на настойчивые предложения редколлегии, перебраться так и не захотел.

Ипполит Гофштеттер. Григорий Распутин как загадочный психологический феномен русской истории (по личным воспоминаниям). – М.: Кучково поле, 2017. – 160 с.

Одним из тех, кто застал Ипполита Андреевича, был греческий профессор Антоний Эмилий Тахиаос. Ныне автор книги «Мой русский мир», почетный член ряда балканских академий и Союза византинистов, Тахиаос в далеком 1964 году был приглашен для осмотра архива Гофштеттера. Материалы почти 15 лет лежали нетронутыми в доме, где Ипполит Андреевич нашел последний приют. Внимание ученого сразу привлекла машинопись «Григорий Распутин как загадочный психологический феномен русской истории. Ипполит Гофштеттер (По личным воспоминаниям)».

Однако запискам о «святом черте» пришлось ждать публикации почти полвека, пока о них не узнала неутомимая исследовательница и хранительница памяти о русских, живших в Греции, Ирина Жалнина-Василькиоти. Автор фундаментальных книг «Русская эмиграция Греции. Судьбы. ХХ век» (2015) и «Родной земли комок сухой: Русский некрополь в Греции» (2012), она, годами искавшая русские следы в государственных и частных архивах Греции и переписывавшая фамилии с русских могил, разбросанных по всей Элладе, подготовила уникальные страницы машинописи мемуаров о Распутине к изданию. Послесловие, посвященное судьбе Ипполита Гофштеттера, написал сам Тахиаос.

Все дело в том, что Григорий Ефимович месяцами жил в доме у Гофштеттера, вел с ним нескончаемые разговоры, играл с детьми. Однако Ипполит Андреевич вовсе был не так бескорыстен. Он совершенно искренне считал, что столыпинская реформа, уничтожая общину, подорвет веру крестьян в самодержавие, и уговаривал старца, чтобы тот повлиял на царя. Когда же Распутин отказался это сделать, то был из дома изгнан. Оценка автором воспоминаний своего героя зачастую расходится с устоявшимися представлениями. К примеру, он считал абсолютно преувеличенными бесчисленные истории о распутинских оргиях. «Сводить к разврату – значит смотреть и не видеть, объяснять и не понимать. …Он был силен и достигал власти над людьми вовсе не своими падениями, пороками и слабостями, не пьянством и сопутствующим пьянству развратом, а какой-то неведомой нам внутренней силой, властью таинственных чар».

Автор пишет о каком-то фантастическом аскетизме Распутина, о его долгих молитвах, зачастую продолжавшихся несколько часов, и, главное, умении с первой фразы завладевать своими собеседниками. И это при полной косноязычности и зачастую неумении выразить свою мысль. «Григорий действительно умел читать в сердцах и нередко с первой встречи говорил людям об угнетающих их души тайных драмах, чем многих приводил в глубокое изумление, смешанное с чувством страха и благоговения… Каждого и каждую он встречал как родного брата или сестру». «...Все люди, даже самые высокопоставленные, несмотря на механическую привычку к льстивому подобострастию, в глубине души инстинктивно и бессознательно ищут простого братского привета».

Гофштеттер часто приводит прямую речь Распутина, что иногда, конечно, вызывает сомнения в полной достоверности мемуаров. (Вспомните, сколько претензий у критиков было к воспоминаниям Ирины Одоевцевой, где прямая речь, к примеру – Бунина, занимала десятки страниц. И все же автор имел на это право, потому что именно он слушал бесконечные увещевания старца, о котором переломано столько копий историков.) Вот цитата: «Пойди по бойкой улице и смотри на встречных людей. Они идут тебе навстречу, и такие друг на друга похожие, и такие разные, и каждый на лице своем несет и свою мысль, и свою заботу. На его лице все просвечивается, что у него на уме и на сердце есть. И тогда видишь, что бегут тебе навстречу не люди-человеки, а разные человеческие думы, скорби, радости и заботы, не шубы и тела, а живые, только прикрытые телом души людские. Ты эти живые души видишь, вот как бумага на портрете».

Уверен, что публикация этих воспоминаний почти забытого философа и публициста, написанных ярким, мощным языком, записок человека, мучительно размышлявшего над причиной краха его родины, которую он так любил, не останется незамеченной.