Игорь Шумейко
Наглый начальник, повелевающий, грабящий и расстреливающий... Борис Кустодиев. Большевик. 1920. ГТГ
Первый правозащитник
Мария Бушуева
«Что я могу сказать о В.Г. Короленко? Радуешься тому, что он живет и здравствует среди нас как какой-то титан... Когда жил Л.Н. Толстой, мне почти не страшно было за все то, что творилось в русской литературе. Теперь я тоже никого и ничего не боюсь: ведь жив прекрасный, непорочный Владимир Галактионович Короленко!» (Иван Бунин), «...Тот дух великого миролюбия и братолюбия, которым был полон Короленко, он-то, конечно, переживет всех нас, и ему отпразднуется триумф, когда придет его время». (Анатолий Луначарский). Эти две точки зрения людей, стоящих на противоположных, непримиримых идеологических полюсах, приводит в своей новой книге историк и писатель Сергей Дмитриев. Книга не просто очень интересна как с познавательной, так и с идейной точки зрения, не только дает портрет гуманиста и писателя на фоне исторических катаклизмов, воссоздает «облик прекрасного человека», но и освещает те главные линии трагического пятилетия, которые прошли через биографию писателя, преломляясь в его душе и высвечивая свою подлинную суть, и очень часто, благодаря самому Владимиру Короленко и его бесстрашной публицистике, влияя на ход событий. В «годы озверения», когда в Полтаве, где писатель жил с семьей, более девяти раз менялась власть. В кровавом калейдоскопе мелькали большевики, деникинцы, Скоропадский, Петлюра... – Владимир Короленко, рискуя жизнью, ходил к очередному руководству с просьбой отмены расстрелов, бессудных смертных казней. Он защищал белых от красных, красных от белых и зеленых, спасал взрослых и детей, русских, евреев, украинцев, революционеров и торговцев, крестьян и бывших царских офицеров...
Называя Короленко государственником-демократом, патриотом-демократом, демократом-почвенником и подчеркивая, что ум, чувства и деятельность писателя-классика всегда подчинялись высокой цели – «Была бы жива Россия!» – автор фактически поднимает очень важный вопрос – каким должен быть истинный правозащитник. Ведь Владимир Короленко был, несомненно, одним из первых, если не первым подлинным правозащитником, мужественно отстаивавшим права и свободы каждого человека вне его зависимости от национальности, вероисповедания, даже политических взглядов.
 |
| Сергей Дмитриев. Владимир Короленко и революционная смута в России. 1917–1921. От Первой мировой до красного террора и НЭПа. – М.: Вече, 2017. – 608 с.
|
С 1878 года, «когда в печати появилось первое публицистическое выступление Короленко, до 1919 года, когда свет увидело последнее, им было опубликовано около 700 публицистических произведений – очерков, статей, заметок, корреспонденций, фельетонов, рецензий». За свои идеалы – добра, свободы, уважения к отдельной личности – боролся Короленко и делом, и словом. Это был настоящий гражданский и духовный подвиг. «Радует одно то, что такая статья, как ваша, объединяет многих и многих живых неразвращенных людей одним общим всем идеалом добра и правды, который, что бы ни делали враги его, разгорается все ярче и ярче», – писал Короленко Лев Толстой незадолго до своей смерти.
В книге Дмитриева множество цитат из наследия классика, акцентирующих главную линию – линию сопротивления писателя «всеобщему озверению». В самые жестокие годы Короленко продолжал верить, что спасение «в честном стремлении, согласном с человечностью и правдою, в высших заветах свободы, справедливости и братства» и, утверждая принцип общечеловеческой солидарности, потому что видел только в этом «прогресс человечества и его улучшение», настаивал на необходимости любви к своему Отечеству. Книга демонстрирует множество примеров реального воплощения Короленко как писателя-гуманиста. Это и «его работа по оказанию помощи военнопленным, которая давно забыта и никогда не была объектом внимания исследователей. Деятельность писателя в Полтавском обществе помощи военнопленным как бы продолжала уже начатую им работу. На Учредительном собрании 14 апреля 1917 года он был избран почетным председателем этого общества». И создание в конце октября 1918 года «по инициативе и под руководством писателя группой энтузиастов Лиги спасения детей, почетным председателем которой единогласно избрали самого Владимира Галактионовича». Детские колонии времен революционной смуты на Полтавщине выстояли и сохранили тысячи жизней.
Годы революционной смуты 1917–1921 – конец жизни Короленко. В 1921 году он был уже тяжело болен. «И десятки, а может быть, и сотни людей тихонько стучали в кухонную дверь и молча передавали то сверток с сахаром, то пакетик с ампулами камфары или кофеина, то свежеиспеченную булку. Иногда на пакете надпись: «На доброе здоровье», «Только поправляйтесь», «Нашему защитнику», «Другу несчастных», – вспоминала его дочь. Скончался Короленко 25 декабря 1921 года: здоровье его в немалой степени было подорвано постоянным «хождением по мукам» – спасением людей от репрессий.
В книге Сергея Дмитриева, значительной по охвату материала, который мог бы дать основу нескольким романам по заостренности и доказательном разрешении поставленных автором задач, поднимается вопрос и об отношении Короленко к октябрьскому перевороту. Короленко называл большевизм «горячечной бациллой», а его типичного носителя - «наглым «начальником», повелевающим, обыскивающим, реквизирующим, часто грабящим и расстреливающим без суда и формальностей», и с горечью констатировал, что «большевизм – такая болезнь, которую приходится пережить органически».
Удивительна история отношений Владимира Короленко с Анатолием Луначарским и косвенно с самим Лениным, который внимательно читал и прозу, и публицистику писателя, о чем свидетельствуют ленинские пометки на книгах Короленко. Письма писателя к наркому Луначарскому, попавшие к Ленину, – одна из таких загадок, находящаяся только на первый взгляд на периферии революционной истории. Оказали или нет влияние на политику большевистских лидеров мысли Короленко, откровенно и смело высказанные им в этих письмах? На этот вопрос пытается ответить автор. Много ли нашлось в те страшные годы публицистов, способных написать вождям большевизма: «Ваша диктатура «пролетариата и беднейшего крестьянства» – огромная ложь, за которую и вам, и народу придется жестоко расплатиться»?
Не оттого ли Ленин и Луначарский уделяли такое большое внимание личности писателя, что, чувствовали: правда за Короленко – человечество выживет и шагнет в будущее не посредством террора, а благодаря его противоположности – мирному сотрудничеству, уважению отдельной личности.
Наследник должности Толстого
Игорь Шумейко
Книга Сергея Дмитриева о Владимире Короленко воспринимается как вписывание важного слова в один из «прочерков» в истории русской революции и Гражданской войны. В корпусе свидетельств действующих лиц той Смуты не хватало книги – взгляда «с третьего фланга». От красных лидеров – Троцкий. От белых – Деникин. Да-да, двум критериям, величина политической фигуры и наличие полнообъемных, панорамных воспоминаний о грандиозном событии в русской и мировой истории, соответствуют только эти два автора. Работы Ленина? Всякий конспектировавший и сдававший их в вузе, если даст себе труд (малоприятный) вспомнить содержание, сопоставить его с величиной творимого события, придет к выводу: «не ведают, что творят» – это именно об Ильиче. Все те «Как нам реорганизовать Рабкрин?», «Великий почин» (о субботниках, бревнах) … словно от красных выставили текст не премьера, а заурядного журналиста «Правды» или даже… блогера. Да, именно: вел свой блог в «Правде» с просто смехотворными в сравнении с событием частностями. Не было времени на панорамный взгляд, общую оценку творимого? Возможно. Весьма занятой, «востребованный» был блогер.
Но был ведь тогда и третий лагерь: розовые? Красно-белые? В общем, «середка», ошалевшая русская интеллигенция, реально подточившая «ненавистное самодержавие», провернувшая/поддержавшая Февраль, а потом вместе с Гучковым изумившаяся: «Мы-то думали, что так и продолжим работать за каменной спиной царских жандармов». И среди вождей этого лагеря никак не должна затеряться фигура Владимира Галактионовича Короленко. Но тут шкалу оценок опять, как и автором «Рабкринов-Починов» могут сбить наши школьно-вузовские курсы литературы-истории. Короленко? Это что-то очень жалистное про «пана Тыбурция и детей подземелья» из программы 5-го или 6-го класса?
Нет, ответит прочитавший книгу Дмитриева. Короленко – это моральный вождь серединной России, интеллигенции бес… или все-партийной, толпы, ве (ре) щавшей в газетах и на митингах, «не ведавших, что творят» в высшей степени. Это человек, реально наследовавший «должность» Льва Толстого.
Горький, утверждая, что «много получил от Короленко», оценивал: «Знаю, что в этой великой работе строения новой России найдет должную оценку и прекрасный труд честнейшего русского писателя Короленко».
Луначарский в письме Ромену Роллану (26.08.1916): «…после смерти Толстого именно Короленко является воплощением совести русской литературы». А через месяц после Февральской революции, обсуждая с Ролланом вопрос о возможном президенте России, Луначарский заявил: «Если бы пришлось устанавливать такое президентство, выбрал бы на этот пост Короленко».
Суммарная оценка Ивана Бунина (1913): «Что сказать о Короленко? Радуешься тому, что он живет и здравствует среди нас, как какой-то титан... Когда жил Л.Н. Толстой, мне почти не страшно было за все то, что творилось в русской литературе. Теперь я тоже никого и ничего не боюсь: ведь жив прекрасный, непорочный Владимир Галактионович Короленко!»
Сам занявший «должность» Льва Толстого, прилагавшуюся «должностную инструкцию» понимал просто: «Такова уж моя судьба, бороться со всякой торжествующей властью» (Короленко в 1918 году). Бороться с царизмом у Короленко получилось, и весьма. Всероссийская, всемирная известность. Об авторитете в «широких писательских массах» упоминалось, но даже ученые-социологи, например, Ульянов-Ленин в своих научных книгах, как в знаменитой «Развитие капитализма в России» (1899) подтверждали постулаты Короленко! А именно: невозможность превращения «массы неимущих кустарей в самостоятельных хозяев, безысходность попыток задавленных жизнью кустарей разбогатеть» (важный аргумент против царского режима) Ленин иллюстрировал… образом «единичного героя самодеятельности Дужкина» из «Павловских очерков» Короленко. Создавая в начале 1904 года библиотеку и архив ЦК РСДРП в Женеве, Ленин включил в список авторов Короленко.
Более того, Короленко некоторым образом «крестный Ленина». Отвечая на вопросы Института Маркса–Энгельса–Ленина при ЦК ВКП (б), брат вождя Д.И. Ульянов в 1940 году писал: «Имею основание предполагать, что псевдоним происходит от названия реки Лена, так прекрасно описанной Короленко». Действие рассказов Короленко «Мороз», «Последний луч», «Государевы ямщики» (журнал «Русское богатство», январь-февраль, 1901) происходит на Лене, первая подпись псевдонимом «Ленин»: май того же года. Ленин – постоянный чтец короленковского «Русского богатства».
Борьба со следующей «торжествующей властью», большевизмом, была не столь результативной. Но именно к ней от лица «своего воинства» обращался Короленко: «Берегитесь же! Ваша победа – не победа. Русская литература, и притом вся она, как вы сами говорите, «безукоризненная», марксистская, народническая, социалистическая, демократически-радикальная и либеральная, вся она, без различия партий, оттенков и направлений – не с вами, а против вас!»
Впрочем, до торжества той власти ему довелось несколько лет наблюдать торжество без… или многовластья. «Николай II убит в поезде… (Короленко реагирует на первые известия). Эта мерзость есть и огромная глупость: из слабого, безвольного, неумного человека, погубившего Романовых, делают трогательную фигуру мученика. Это очень на руку русской реставрации. Даже приверженцы монархии не стояли за Николая»…
Далее Дмитриев цитирует, комментирует, даже извиняется за своего героя: «Короленко дал самую резкую из всех известных характеристик Ленина: Тоже дурачок, несмотря на все схемы. Между прочим, несколько дней назад в него стреляли какие-то идиоты. Убили секретаря. Ленин остался невредим, и, конечно, в ореоле мученика. Вслед пришло известие, по-видимому достоверное: в Петропавловской крепости убиты Шингарев и Кокошкин только потому, что они кадеты. Подлое кровавое обезьянство французского террора»… Да, определение «дурачок» звучит из уст Короленко грубым и эмоциональным, но это он писал в дневнике для себя и именно после получения известия о жестокой расправе над кадетами в Петрограде. Если сравнить это с тем, как ругал Ленин Короленко в письме к Горькому – оно выглядит вполне корректным. Тем более, что писатель осудил покушение на Ленина 1января 1918 г, когда был обстрелян автомобиль, в котором вождь большевиков возвращался с митинга...» (Киевская мысль, 08. 01. 1918)»...
Рецензируемая книга кроме увлекательного сюжета имеет все признаки монографии («научный аппарат», ссылки), впервые и полностью воссоздает историю «Писем к Луначарскому», отношений Короленко с наркомом, видевшим в нем в начале 1917-го лучшего кандидата в президенты России.
