Андрей Мартынов  |
| Дмитрий Жуков,
Иван Ковтун. Полицаи: история, судьбы, преступления. – М.: Пятый Рим, 2016. – 320 с. |
Советский кинематограф оставил запоминающийся образ полицая – небритый мужик в пиджаке, надетом поверх майки-«алкоголички». Из кармана пиджака торчит бутыль с самогоном, заткнутая вместо пробки кукурузным початком. На рукаве белая повязка, в руках винтовка или пистолет-пулемет. Трусливый и подлый. Вечно пьяный. Переадресовав слова героя Даниила Гранина, его можно охарактеризовать следующим образом: «Идиот, глуп, туп, неразвит, кривоног, соплив и богу противен».
Книга московских историков Дмитрия Жукова и Ивана Ковтуна реконструирует историю коллаборационистских полицейских соединений, сформированных нацистами на оккупированных территориях Советского Союза, и анализирует их социальный состав. По мнению исследователей, «перспективной считалась вербовка» офицеров императорской армии, дворян, купцов, чинов дореволюционной полиции и жандармерии, так как гитлеровцы «делали на них ставку, не без оснований полагая, что они, как люди старшего поколения, жертвы большевистских репрессий, помогут установить «новый порядок». Также в полицию брали кулаков и их детей (как лиц, пострадавших от советской власти в годы коллективизации) и попавших в плен или дезертировавших военнослужащих Красной армии. Первоначально набор коллаборантов шел по формальному признаку, но в дальнейшем немцы его ужесточили, чтобы отсечь проникновение советских разведчиков. Иногда среди руководителей полиции оказывались эмигранты, как, например, члены Национально-трудового союза нового поколения (будущий НТС) в Смоленске.
Одновременно в своей работе исследователи опровергают ряд мифов, возникших в западной историографии. Как правило, они восходят к воспоминаниям коллаборантов, которые всячески старались скрыть свою причастность к разнообразной карательной деятельности. Ведь помимо борьбы с криминальной преступностью (уголовники есть при любом режиме), полицаи сражались с движением Сопротивления (подпольщики, партизаны), казнили заложников, а также принимали участие в трагедии Шоа – катастрофе европейского еврейства. И именно политический аспект доминировал в репрессивной практике полиции. В связи с этим интересно «оправдание» полицейского Дудина, участвовавшего в массовом расстреле гражданских лиц в поселке Монастырщина (Смоленская область). Когда в ходе суда его спросили, бросал ли он детей живыми в могилу, Дудин возразил: «Не бросал, а клал».
Насколько доверяли предателям нацисты? Автору настоящей рецензии в свое время удалось проинтервьюировать несколько белорусских партизан, боровшихся с коллаборантами, в том числе и с полицаями. Они рассказывали, что немцы стремились по возможности вооружить своих пособников греческими и нидерландскими модификациями винтовки Манлихера, выдавая к ним, как правило, одну обойму (пять патронов). Дело в том, что их калибр (6,54 мм) не соответствовал ни советским (7,62), ни немецким (7,92) образцам стрелкового вооружения, а потому самостоятельно получить к ним патроны карателям было сложно. Это делалось на случай дезертирства полицаев. Перебежав к партизанам, они имели возможность сделать лишь пяток выстрелов, после чего их оружие превращалось в ненужный кусок железа. Иными словами, немцы не обольщались по поводу стойкости и лояльности своих новых «союзников». К ним вполне применимы слова, которые говорил рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс по поводу Комитета освобождения народов России (в котором, между прочим, было немало карателей из полицейских батальонов): «В отношении Власова можно придерживаться точки зрения: я презираю предательство, но использую предателей». Что же касается политического протеста коллаборантов, то, как представляется, любая идейность полицаев перечеркивалась совершенными ими преступлениями.
