Уже я не гляжу на Вегу, на синеглазую мою… Фото с сайта www.pixabay.com
Это жизнеописание следовало бы назвать «Забытый поэт». Ведь Георгий Шенгели (1894–1956) в основном известен как литературовед и переводчик. К сожалению, его оригинальные стихи оказались менее востребованным современными читателями. Историк литературы профессор Василий Молодяков (Москва–Токио), воссоздавая жизнеописание своего героя, подробно пишет о каждой из сторон творчества последнего.
Как литературовед Шенгели запомнился автором серьезной теоретической работы «Техника стиха» и полемического исследования «Маяковский во весь рост». Последнее в отечественном литературоведении нередко воспринимают (и рассматривают) как памфлет, но Молодяков справедливо обращает внимание, что каждое из критических замечаний в адрес «горлана-главаря» подкрепляется многочисленными цитатами, которые составляют больше половины книги (370 стихотворных строк). Интересно, что конечный вывод Шенгели, назвавшего Маяковского «люмпен-мещанином», совпал с оценкой, которой придерживалась часть русского зарубежья. В частности, поэт и историк литературы Владислав Ходасевич также отмечал примат деструктивного в наследии автора поэмы «Во весь голос» и называл его «поэтом подонков, бездельников, босяков просто и босяков духовных».
Василий Молодяков.
Георгий Шенгели. Биография. – М.: Водолей, 2016. – 616 с. |
Впрочем, и Владимир Владимирович в долгу не оставался, остроумно зарифмовав фамилию своего обидчика: «А рядом молотобойцев анапестам/ учит профессор Шенгели./ Тут не поймете просто-напросто,/ в гимназии вы, в шинке ли».
Также Шенгели был автором пользовавшейся успехом (семь изданий) культуртрегерской брошюры «Как писать статьи, стихи и рассказы», которую Илья Ильф и Евгений Петров в одном из своих фельетонов спародировали, назвав «Как писать стихи, рассказы, повести, романы, фельетоны, очерки, поэмы и триптихи».
Анализирует Василий Молодяков и переводы Георгия Шенгели. Правда, помимо переложений классиков: Поля Верлена, Виктора Гюго, Жозе Мария де Эредиа, Джорджа Байрона и Генриха Гейне, он был вынужден работать и со стихами советских функционеров. Тем не менее и они представляют определенный интерес. Так, например, в переводе Йоханнеса Барбаруса (Вареса) – авангардиста, ставшего главой правительства коммунистической Эстонии, появляются следующие строчки:
Ужасна правда тех полей,
Где пули, словно пчелы,
С цветов сбирают мед!...
…Когда овчаркою на страже
Потявкивает пулемет,
Как пес цепной…
Сразу же возникает вопрос: была ли в оригинале подобная перифраза из Николая Гумилева («Как собака на цепи тяжелой,/ Тявкает за лесом пулемет,/ И жужжат шрапнели, словно пчелы,/ Собирая ярко-красный мед»)? Или это Шенгели немного «похулиганил», сделав прозрачную отсылку к кумиру своей юности?
Но, как представляется, наиболее ценными остаются собственные стихи Георгия Аркадьевича, будь то ранние:
Обволокла медовая смола
Жука металло-голубое тело,
И капелька округло
отвердела
И надолго под хвоей залегла.
Или поздние:
Свистит неделя за неделей,
И вновь к чертям уходит
год,
И сохлый шелест асфоделей
От книг листаемых плывет.
Готов к последнему ночлегу,
У ямы черной на краю
Уже я не гляжу на Вегу,
На синеглазую мою.
Пускай она в созвездье
Лиры
К весне готовит хор Лирид
И, плавя бедные сапфиры,
С другим ребенком говорит.
Остается только сожалеть, что Георгий Шенгели так и не осуществил свой замысел, о котором писал в одном из стихотворений, вошедших в «изборник» 1939 года (последнее прижизненное отдельное издание): «Но мечта о бессмертной поэме/ (ты видишь?) увяла;/ Мир – тебя обгонял,/ а твои уходили года…» Может быть, поэтому он не воспринимался бы сейчас незамеченным поэтом.