И у красных, и у белых
свои хождения по мукам. Казимир Малевич. Две мужские фигуры (в белом и красном). Начало 1930-х. Государственный Русский музей |
Воспоминания генерала Владимира Кислицына (1881/83–1944) в значительной степени уникальны: наш герой воевал на трех фронтах Гражданской войны. Ее начало застало Владимира Александровича в Каменец-Подольской губернии, где дислоцировался 5-й кавалерийский корпус, в котором он служил. Кислицын поддержал генерала графа Федора Келлера, в то время тесно сотрудничавшего с гетманом Павлом Скоропадским. После поражения армии гетмана от петлюровцев попал в плен, но благодаря усилиям немецкой комендатуры был вывезен в Германию. Вскоре мемуарист получил приглашение от генерала Евгения Миллера, возглавившего силы контрреволюции в Архангельске. На севере он столкнулся со странной ситуацией: несмотря на то что склады были переполнены всем необходимым, наступательные действия не велись. Владимир Александрович также с горечью констатировал скромную численность русской армии и двусмысленное поведение сил Антанты, которые «никакой почти активности не проявляли. Их помощь русским войскам проявлялась главным образом в деятельности канонерок. Пассивность наших союзников наводит на грустные мысли о предательстве России». Невеселые выводы генерала подтверждает в своих воспоминаниях и другой участник «северной контрреволюции» – мичман Александр Гефтер, который в итоге уехал от Миллера, став одним из курьеров петроградского белого подполья. Отказался от сотрудничества с Миллером и Кислицын, добившийся после неоднократных споров («было ясно, что вместо дальнейшей войны начинается предсмертная агония Северного фронта») перевода в войска Александра Колчака. Возможно, здесь сыграла негативную роль и личность самого Миллера. Про генерала «говорили, что он очень порядочный человек; как о военной величине о нем ничего не говорили».
В армию белого адмирала Кислицын прибыл к моменту начавшегося наступления большевиков, ставшего роковым для контрреволюции в Сибири. Владимир Александрович проделал с ней Великий сибирский путь, оказавшись в эмиграции в Китае, где и скончался спустя 20 с половиной лет.
Владимир Кислицын.
В огне Гражданской войны: Мемуары. – М.: Гос. публ. ист. б-ка, 2016. – 174 с. |
Следует иметь в виду, что при всей своей ценности воспоминания Кислицына не лишены субъективности и прямых ошибок. Так, он неоднократно называет архангельское правительство Николая Чайковского «розовым», якобы допускавшим пробольшевистскую пропаганду. Вместе с тем генерал Владимир Марушевский, до Миллера возглавлявший военную власть в Архангельске, очень тепло отзывался о Чайковском, всегда стремившимся помочь армейцам. Владимир Владимирович позднее вспоминал: «Я для Николая Васильевича являлся представителем совершенно другого мира, мира, может быть, ему несимпатичного и, безусловно, чуждого, и, тем не менее, он сумел встать на государственную точку зрения и обратиться к моей работе в тот момент, когда она была необходима». Несмотря на республиканские взгляды Чайковского (некогда бывшего народовольцем) и монархические Марушевского, последний с теплотой вспоминал, как они всегда с полуслова понимали друг друга.
Не менее сомнительным представляется и утверждение автора о том, что часть состава (в том числе и командного) американских военнослужащих, высадившихся на Севере, были людьми левых взглядов. «Раньше у вас в России было плохо: во главе стояла царская власть. Теперь будет лучше. У вас будет республика и у власти станут умные люди», – объяснял Кислицыну его заблуждения не названный по имени американский генерал. Именно этим фактом Владимир Александрович объяснял пассивность «интервентов». Вернее будет говорить, что отсутствие активной поддержки белых было обусловлено окончанием Первой мировой войны. Опасность, что военные склады Мурманска и Архангельска могут достаться Германии, миновала, и войскам Антанты в России делать было нечего.
Когда-то Алексей Толстой назвал свою эпопею о революции и Гражданской войне «Хождением по мукам». Думается, что долгий путь Владимира Кислицына из Украины в Сибирь через Архангельск, а затем в Харбин – тоже хождение по мукам, правда, без того мнимого возрождения, которое было у «красного графа».