Андрей Кротков
В произведениях Беляева гораздо больше любви, чем было в его жизни. Кадр из фильма «Человек-амфибия». 1961
Советский фильм «Человек-амфибия», премьера которого состоялась 2 января 1962 года (стало быть, через две недели с небольшим ему исполнится 55 лет), имел оглушительный успех у зрителей – его посмотрели 65 млн человек. И, как бывает почти всегда, успех фильма вызвал интерес к его литературной первооснове – одноименному роману Александра Беляева.
Знакомый журналист рассказал мне, как он, в ту пору совсем еще молодой человек, получил редакционное задание – встретиться с писателем и взять у него интервью. Приложив немногие усилия, он оценил могильный юмор ситуации. Александра Беляева уже 20 лет не было в живых, но ни главный редактор, ни ведущие сотрудники столичной газеты, ни молодой репортер-интервьюер про то не знали.
В 1940–1950-х годах имя Александра Беляева пребывало в полутени. Тем не менее книги его издавались: во второй половине 1950-х вышли сперва двухтомник и трехтомник избранных сочинений, позже – множество сборников и отдельных изданий. На фоне вспыхнувшего тогда массового интереса к научной фантастике это объяснимо. Но о самом писателе почти не говорили.
Лишь с появлением фильма «Человек-амфибия» Александра Беляева настигла посмертная – и сравнительно недолгая – слава. Издательство «Молодая гвардия» в 1963–1964 годах выпустило 8-томное собрание его сочинений, к которому были приложены биографический очерк и фотоиллюстрации из семейного архива. Писателя называли пионером и основоположником советской научной фантастики, расточали ему похвалы, одобрительно отзывались о верном идейном направлении его творчества. Однако жизненный путь Беляева в биографическом очерке был изложен с умолчаниями. Для умолчаний в то время имелись веские причины.
Александр Романович Беляев родился 16 марта 1884 года в Смоленске, в семье священника. Происхождение из духовного сословия долгое время оставалось в СССР черным пятном на биографии, в некотором отношении было даже хуже дворянского происхождения. Считалось, что дворяне могут перековаться, а попы, попадьи, поповичи и поповны – никогда. Беляев не был революционером с дооктябрьским стажем, не состоял в большевистской партии и не сделал советскую чиновную карьеру.
А самый главный компромат на Беляева заключался в том, что он умер 6 января 1942 года на оккупированной гитлеровцами территории, в Царском Селе под Ленинградом, и что его вдова и дочь были через месяц после смерти писателя депортированы оккупантами в Германию. Там они сумели выжить в трудовом лагере и возвратились в отечество, которое не преминуло наградить их за патриотизм 11-летней ссылкой в Сибирь.
Ходила сплетня, что Беляев якобы сотрудничал с оккупационными властями. Совершенно непонятно, как человек, не раз открыто высказывавший враждебность к нацизму, да еще прикованный к постели инвалид, мог сотрудничать с этими властями. Два офицера германской службы СД действительно заявились на квартиру Беляева, поскольку в их обязанности входили выявление, арест и уничтожение советских интеллектуалов, в первую голову медиков, ученых-гуманитариев, литераторов и школьных учителей. Но даже эти профессиональные убийцы, увидев лежащего на одре и умирающего от голода глубокого старика (Беляеву было 57 лет), не решились его тронуть.
Недолгая жизнь Александра Беляева была далека от идиллической. В детстве и юности он пережил два тяжелых потрясения – смерть сестры, скончавшейся от неизлечимого заболевания, и гибель брата, утонувшего во время лодочной прогулки.
По настоянию родителей Беляев окончил в 1901 году духовную семинарию, но по окончании отказался от духовной карьеры, и это стоило ему серьезного конфликта с отцом. По собственному выбору он поступил в известное в то время в России учебное заведение – Демидовский юридический лицей, окончил его в 1906 году и стал профессиональным адвокатом. На этом поприще неплохо зарабатывал, обзавелся хорошей квартирой в Смоленске, женился, не раз ездил за границу. Но, как вскоре выяснилось, карьера благополучного юриста тоже была ему не по душе. В 1914 году Беляев оставил адвокатскую практику и занялся тем, что в наши дни называют частным предпринимательством в сфере театрального дела и шоу-бизнеса – ибо с юных лет был завзятым театралом и актером-любителем. Одновременно он начал публиковать в местной прессе статьи и заметки соответствующей тематики.
Годы революции и Гражданской войны тяжко прошлись по жизни Беляева. Он не только остался без средств к существованию, но и заболел туберкулезом со множеством осложнений, некоторое время был полупарализован и три года пролежал в гипсовом корсете. От последствий этого недуга, несмотря на временные облегчения, он не избавился до конца дней. Пришлось пережить и предательство: от Беляева ушла жена, заявив, что муж-инвалид ей не нужен. Но, как говорится, нет худа без добра. Вскоре после расставания с супругой писатель познакомился с медсестрой Маргаритой Магнушевской, которая стала его второй женой и, без преувеличения, ангелом-хранителем.
Полноценная литературная деятельность Беляева началась в 1921 году и продолжалась 20 лет. Почти все его фантастические сочинения были напечатаны в журналах «Всемирный следопыт», «Вокруг света» и «Знание – сила».
Как и все писатели той эпохи, Беляев работал в атмосфере идеологического давления, которое последовательно усиливалось и к концу 1930-х годов превратилось в открытый духовный террор. Но в относительно вегетарианские 1920-е годы Беляев много печатался, был популярен, его книги хорошо раскупались, критика относилась к нему сравнительно благожелательно, выволочки устраивала редко, обходились они без последствий. Контрреволюцию писатель не проповедовал, всегда был человеком лояльным, ибо понимал, что в одиночку против государственного рожна не попрешь. Однако научная фантастика была на подозрении у тогдашнего литературного начальства. Ее считали ненужным литературным направлением, поскольку партийные вожди, мол, и без фантастов легко провидели все вехи и детали светлого коммунистического будущего. Относительное одобрение получала только технологическая фантастика «ближнего прицела», воспевавшая грядущие чудеса технического прогресса – сверхскоростные самолеты, радиоуправляемые трактора, электрифицированные свинофермы и автоматизированные заводы. Беляев, человек в литературе одинокий, не имевший властных покровителей, вынужденно уступал этому жесткому прессингу.
Большинство самых известных книг Беляева – «Остров Погибших Кораблей», «Голова профессора Доуэля», «Человек-амфибия», «Властелин мира», «Последний человек из Атлантиды», «Продавец воздуха», «Вечный хлеб» – написаны в 1920-х годах. В 1930-х годах появились «Прыжок в ничто», «Воздушный корабль», «Подводные земледельцы», «Чудесное око», «Звезда КЭЦ», «Лаборатория Дубльвэ». Последняя книга – роман «Ариэль» – вышла в 1941 году.
Человек Александр Беляев заслуживает уважения и почтения. Он был хорошо образован и воспитан, основательно начитан, порядочен, терпим, доброжелателен и открыт. Не участвовал в погромных и проработочных литературных кампаниях. Не подписал ни одного из коллективных писем советских писателей с требованиями расстрелять без суда и следствия очередную группу «врагов народа». Много сил и времени отдавал работе с начинающими авторами. Руководил детскими и подростковыми театральными кружками и студиями – на общественных началах, не получая ни копейки. Нельзя не склонить голову перед его неустанным писательским трудом и трагедией мученической смерти в окружении врагов.
Но увы – справедливость требует признать, что настоящего писательского дарования Беляев не имел, оригинальным талантом не обладал. То была не вина его, а беда. Литературную деятельность Беляев начал фактически самоучкой, с места в карьер, на одном лишь просветительско-популяризаторском энтузиазме. Имевшийся опыт газетной работы ему не помог – напротив, подвел. Обретенная на газетной ниве известная бойкость пера и основанная на ней уверенность в собственных силах со временем не обратились в профессиональную отточенность и умение беллетриста. Литературная техника Беляева осталась на уровне невзыскательной репортерской скорописи. Свойственная писателю живая любознательность в отношении новейших научных идей и технического прогресса оказалась недостаточной для создания художественно состоятельных произведений в жанре научной фантастики.
Роман Беляева «Прыжок в ничто» предварен предисловием Циолковского. Престарелый калужский гимназический учитель не был проницательным ценителем художественной литературы. Написанное им предисловие к роману о межпланетном путешествии должно было польстить автору – как мнение специалиста. Однако в отзыве Циолковского звучит нескрываемое пренебрежение: «Конечно, возможно лучшее…»
Грань, за которой начинается литературный профессионализм, – переход от умения излагать и рассказывать к умению показывать и изображать, – Беляев преодолеть не смог. Его книги сюжетно примитивны, язык и стиль невыразительны и бедны, характеры персонажей безжизненны и схематичны. Основной сюжетный конфликт беляевских романов заграничной тематики – противопоставление злых богачей-капиталистов, погрязших в коварных умыслах и происках, и добрых бедняков-пролетариев, эти умыслы и происки разоблачающих. Романы на советские сюжеты («Воздушный корабль», «Чудесное око», «Звезда КЭЦ», «Лаборатория Дубльвэ») не выдерживают вовсе никакой критики. Они тусклы, трафаретны, подчинены задачам научной популяризации, полны неискусных фабульных ходов и тщетных попыток придать повествованию занимательность. Читать их неловко – отчаянные попытки автора вдохнуть жизнь в мертворожденный материал вызывают сочувствие и жалость, но никак не интерес.
Совсем не удались Беляеву его любимые персонажи – люди науки. Западные ученые у него – угрюмые маньяки, запершиеся в лабораториях и занятые либо изобретением чудовищных средств уничтожения и порабощения (Бэйли в «Продавце воздуха», Штирнер во «Властелине мира»), либо жестокими и безнравственными опытами над человеческой природой (Керн в «Голове профессора Доуэля», Сальватор в «Человеке-амфибии», Хайд в «Ариэле»), либо поисками источников всеобщей сытости (Бройер в «Вечном хлебе»). Советские ученые по Беляеву – тоже маньяки, но другие. Своей научной специальности они преданны фанатично, при этом анекдотически рассеянны, непрактичны, утомительно болтливы – этакие недотепы в бархатных академических шапочках, знающие все о тайнах природы, но не умеющие заваривать чай и по двадцать раз на дню теряющие очки. Впоследствии обыкновение изображать ученых именно такими – безобидными гениями, смешными чудаками, безвольными интеллигентами, нуждающимися для их же пользы в твердом партийном руководстве, – надолго станет расхожим приемом скверной советской фантастики.
В 1990-е годы, когда после падения цензуры на книжные прилавки России хлынул мощный поток хорошей и плохой, отечественной и переводной, научной, полунаучной и ненаучной фантастики, имя Беляева не забылось, но его творчество окончательно отступило в тень. Вряд ли его книги вернутся к читателям – их время прошло, а другое время их не пощадило.
Дарья Гармоненко