Сергей Шулаков  |
| Эдвард Аллворт.
Россия: Прорыв на Восток. Политические интересы в Средней Азии/ Пер. с англ. Л.А. Игоревского. – М.: Центрполиграф, 2016. – 384 с. |
Любопытно, как признаки откровенной политизированности предвзятые западные исследователи обращают в стилевые приемы. Касаясь похода русских войск на Хивинское ханство, Аллворт говорит: «Правители России выдвинули удобные предлоги для оправдания своих агрессивных действий и предприняли полномасштабное наступление в 1839–1840 годах». Эвфемизм «удобные предлоги» здесь означает массовое обращение в рабство русских людей вплоть до середины XIX века, причем не только крестьян и инородцев, но и представителей высших сословий; о том, как в рабство была обращена труппа провинциального бродячего театра, описано в первой части трилогии Субхата Афлатуни «Поклонение волхвов» (см. рецензию в «НГ-EL» от 25.02.16).
Оказывается, «Россия, даже помимо крепостного права и учреждения свободных крестьян (смердов), имела древнюю и устойчивую традицию домашнего рабства и торговли иностранными рабами, которая сохранилась и в XIX веке». Очевидно, под «давней традицией» имеются в виду слова Рогнеды Рогволодовны о князе Владимире Крестителе: «Не хочу разути робичича, хочу за Ярополка». Неудобно напоминать историку о том, что князь Владимир был таким же бастардом – в Средние века этот термин обозначал официальный статус сына от морганатического брака и был лишен уничижительных коннотаций – как, например, офранцуженный датчанин Вильгельм Завоеватель. И это не помешало последнему стать герцогом Нормандии и королем Англии. Утверждение о русском рабовладении в XIX веке автор подтверждает фактом: «Вдоль русско-казахской границы… покупка юных казахских девушек солдатами разрешалась по закону с 1808 года… минимум до 1818 года». Покупка эта разрешалась не в целях «домашнего рабства», а для того чтобы, избежав противоречий с местными обычаями, заселить новые территории, – солдаты, не найдя русской жены, могли жениться на казашке, и совсем не обязательно на юной и прекрасной, уплатив за нее деньги… А «похищение детей и работорговля, которыми занимались казахи, туркмены, хивинцы и бухарцы, объяснялись общим ухудшением экономического положения. Так как царские чиновники применяли против них жестокие меры… эти потери (штрафы и конфискации. – С.Ш.) подталкивали их к работорговле еще больше. И особенно к похищению русских вдоль границ, поскольку за них можно было получить более высокую цену или выкуп, чем за персов». Исходя из этой логики, русским купцам с их мнимой традицией рабства в случае финансовых потерь или «общего ухудшения экономического положения» следовало заняться похищением и продажей бухарских детей, а если бы их за это штрафовали – красть детей вдвое больше.
Пользуясь российскими научными источниками, автор указывает, что баланс торговли России со среднеазиатскими государствами к середине XIX века складывался в пользу вторых. Это, по мнению Аллворта, послужило главной причиной присоединения среднеазиатских ханств и современного Казахстана – тогда Туркестана. Однако автор сам указывает, что, даже заняв основные пункты Туркестана, Россия не передвигала таможенную границу до 1868 года и только после этого «поставила запрет импорту английских и других западноевропейских товаров через среднеазиатские ханства и Туркестанскую губернию на территорию России». Но импорт никто не запрещал – его пустили через Астрахань. Бухара же по-прежнему поставляла в Центральную Россию «хлопок… шелк и одежду, шали, сухофрукты, рис, бирюзу и тюбетейки».
Автор указывает, что генерал Куропаткин, вместе со Скобелевым и после его загадочной смерти принимавший непосредственное участие в боевых операциях, приложил немало усилий к тому, чтобы изъять приобретенные земли из прямого управления министров внутренних дел и военного. «В результате амбициозного стремления Куропаткина стать фактическим наместником административное устройство закаспийских территорий претерпело изменения». Эти изменения продолжались вплоть до революции 1917 года. Рассказывая о басмаческом движении, Аллворт почему-то не упоминает эмира бухарского, который руководил его частью из эмиграции.
Перед нами не исследование, но обвинение. Автора извиняет лишь британская традиция, в которой Азия для живущих на сравнительно небольшом и довольно неуютном острове англичан – тема болезненная. Однако исследование, в котором Россия выглядит свирепым медведем, отнявшим и сожравшим у голодного британского подростка последнюю краюху – Среднюю Азию, серьезной критики выдержать не может.
