Игорь Бондарь-Терещенко
Спившийся автор нигде не редкость. Педер Северин Крейер. В таверне. 1886. Музей искусств, Филадельфия
…Всегда удивляла непоколебимая уверенность кликуш в том, что спившиеся таланты летают либо низко-низко, как крокодилы у прапорщика, либо вообще один раз – как Терешкова и как говорили об авторе «Москва–Петушки», написавшем, по сути, лишь один знаковый роман. Точнее, поэму, как сам он обозначил свое творение, то ли намекая на божественную комедию Гоголя, то ли не доверяя жанровому калибру своего постмодернистского гения. Сборник очерков и рассказов «Из блокнота в винных пятнах» Чарльза Буковски по большому биографическому счету тоже следовало бы назвать прозой поэта, кем, собственно, и значится во всех справочниках и энциклопедиях этот Enfant terrible американской литературы. Тем не менее, будучи известен в первую очередь как поэт, он опубликовал шесть романов. А также рассказы, автобиографические очерки, предисловия к работам других поэтов, книжные рецензии, литературные критические статьи, знаменитую серию «Заметки старого козла» и целую череду манифестов своей поэтики и эстетики.
Отчего так, спросите. Да просто в Советском Союзе «алкогольную» прозу можно было печатать только в журнале «Трезвость и культура», где в 1988-м и вышли упомянутые «Москва–Петушки» Венедикта Ерофеева, а в этой самой Америке таких мест печати было гораздо больше. Маленькие журналы, газеты, брошюры, ротапринтные издания, в которые Буковски посылал свои рассказы и очерки, в 1960-х начали множиться, вот его творческий дух и расщепил свое перо об прозу и поэзию с публицистикой в одном стакане.
Но если читателю угодно видеть «спившегося» автора, то, пожалуйста – тексты этого сборника в лучшем виде представляют скабрезный образ, который он оттачивал, чтобы угодить публике. Перед нами личина буйного, лукавого, похотливого стоика, который постоянно бухает, дерется, неустанно сношается и пишет стихи и рассказы, слушая в жарких и жалких комнатушках своей жизни Моцарта, Баха, Стравинского, Малера и Бетховена. «Слушая Рахманинова по радио, которое завтра должен заложить», – уточняет он по ходу пьесы.
Хотя русского, конечно, Буковски не знал. Скорее даже не любил, будучи родом из Германии, хотя и посвящал стихи Чайковскому, Стравинскому и Шостаковичу. Но аналогии притянуть за багровый нос можно. «Попробуйте меня от века оторвать – ручаюсь вам, себе свернете шею», – писал по этому поводу репрессированный классик в желтом кожаном пальто и с «ресницами в полщеки». Героя Буковски в этой книге тоже пытаются оторвать от стойки, приручить, вырвать из скучного быта, предоставив бесплатную комнату, выпивку и даже свою жену, но тот сбегает от такой райской жизни. Конечно, хамит, дерзит, непотребства устраивает напоследок – но все равно сбегает. Поскольку, сворачивая шею, все пытаются доказать, что на самом деле он не такой. «Я стянул ее на пол и навалился сверху, как тварь больная. Сорвал с нее трусики. Потом, когда все кончилось, я снова стал идиотом. «Чертбыдрал, – сказал я, – совсем ополоумел». Вовсе нет».
В самом деле, бунтарь сродни Селину и Арто, автор «Блокнота в винных пятнах» не мог пожизненно работать на почте или в конторе, и зарплату в сто долларов соглашался получать лишь за то, что беспробудно пьет и пишет, как посулил ему один издатель. Впрочем, неизвестно, помогло ли это, поскольку запои Буковски имели отнюдь не «литературный» характер, как, например, у Хемингуэя или Довлатова. Для него была важна не «литературная» поза, а «жизненная» позиция, которая состояла в ежедневной фиксации собственной неприкаянности. С публикациями при этом исключительно в срамных журналах для взрослых вроде «Пентхауса» и «Хаслера». В частности, в этом сборнике он обретается между художественной прозой и автобиографией, его стиль – это смесь актуальных отсылок, литературных и культурных аллюзий и развития личных переживаний. «Оно ловит сердце мое в ладони», – в одном из манифестов жаловался автор на своего двойника, «определенного вида полнокровное существо, которое однажды умрет». В принципе так оно и случилось в конце не только этой книги.
Харьков
