Кимряки даже армию
со времен Петра I обували – в прямом смысле. Дореволюционные Кимры. Иллюстрация из книги |
Изучение провинции, в том числе малых городов, становится все более популярным. Интерес к локусам и, как следствие, к локальным текстам в последнее время столь силен, что в литературной периодике и даже научных книгах этот процесс начали называть «текстуализацией пространства». В последние годы такие исследования растут, как грибы после дождя. Достаточно вспомнить Владимира Абашева и его пермский текст, Александра Люсого с московским и крымским текстами, Татьяну Юдину, посвятившую себя изучению Оренбурга в текстах, Александра Сорочана, приблизившегося к постижению феномена тверского текста.
Монография Владимира Коркунова «Кимры в тексте» посвящена описанию «кимрского текста». Как сказано в книге, это первая попытка всесторонне описать столь незначительный локус. Кимры – это бывшее село, только с приходом советской власти ставшее городом, и сейчас в нем проживает менее 50 тыс. жителей. Однако тут следует сделать некоторую поправку. Город этот, возможно, незначителен географически, но важен литературно. Дело в том, что Кимры отразились в творчестве множества писателей прошлого и настоящего. Достаточно назвать имена Василия Татищева, Николая Некрасова, Антона Чехова, Александра Островского, Теофиля Готье, Михаила Салтыкова-Щедрина, Владимира Гиляровского, Сергея Подъячева, Ильи Эренбурга, Алексея Толстого, Михаила Пришвина, Бориса Полевого, Федора Панферова, Александра Фадеева, Владимира Кострова, Андрея Вознесенского, Осипа и Надежды Мандельштам, Юрия Трифонова, Анатолия Рыбакова, Александра Солженицына, Беллы Ахмадулиной, Юрия Полякова, Льва Аннинского, Нины Красновой и многих других. Все их тексты Владимир Коркунов вписывает в «кимрский текст», выявляя и определяя «образ места». Говоря проще, показывает, как в том или ином случае Кимры отразились в художественных и публицистических произведениях. Параллельно историческому создается пространство литературное. Расположив книжные источники хронологически, Коркунов реконструирует «духовную» историю Кимр; при этом получившаяся литературная летопись не расходится с действительной историей города. Просто угол обзора иной, да и на некоторые сугубо местные мелочи писатели внимания не обращали. Автор доказывает, что история Кимр может быть прочитана и через текст.
Владимир Коркунов.
Кимры в тексте. – М.: Академика, 2015. – 247 с., ил. |
Описывая Кимры, Коркунов сталкивает два взгляда – «извне» и «изнутри», авторов местных и приехавших со стороны. Ведь не секрет, что «свое болото» подчас представляется его обитателям в розовых тонах или даже – центром мироздания. Тогда как чужак, залетевший на лягушачий гвалт, видит картину объективнее, хотя может и не разобраться в тонкостях душевной организации места. Разноракурсные свидетельства на одно и то же событие наиболее интересны. Так, кимрские авторы стараются не упоминать о халтурной обуви, производящейся в селе. А сторонние свидетели соловьем поют о бумажных подошвах кимрских обувщиков. Впрочем, все сходятся на том, что, когда кимряки хотели, обувь производили высшего класса и даже армию со времен Петра I обували – в прямом смысле.
На основе текстов автор выделяет ряд образов кимрского бытования: обувное село/город, бывшее царское село (куда, например, двор отправлял нежеланное потомство) и др. Описанию кимрского текста Коркунов посвятил первую главу исследования. Во второй же он сосредотачивается на локальных биографиях, впрочем, с очевидной привязкой к текстам некоторых важных для Кимр и «кимрского текста» авторов. Это Белла Ахмадулина, Михаил Бахтин, Осип Мандельштам, Сергей Петров, Макар Рыбаков и Александр Фадеев. В каждом жизнеописании – новые и необычные факты. Так, в случае с Ахмадулиной автор опрашивает санитарок терапевтического отделения Боткинской больницы, которые на рубеже 1990–2000-х немало общались с поэтессой и даже попали в ее стихи. Попутно автор делает комментарий к кимрским стихам Ахмадулиной, наглядно показывая, как автор, ни разу не бывавший в Кимрах, описывает место – на основе рассказов санитарок и краеведческой литературы.
Новые свидетели находятся и в случае Мандельштама и Бахтина, но в случае с поэтом Коркунов анализирует его стихи в пространственно-географическом преломлении, а во втором, помимо прочего, находит имя хирурга, ампутировавшего мыслителю одну, но спасшего ему вторую ногу. Любопытно, но им был доктор Владимир Арсеньев, дальний родственник Лермонтова. Возникает вопрос: а если бы Бахтин написал исследование о Лермонтове, спас бы ему вторую ногу его потомок? В случае с Фадеевым Коркунов приводит едва ли не детективную историю неофициальных визитов «писательского министра» в Кимры, восстановленную по рассказам очевидцев. Один из них случайно встретил автора «Разгрома» и «Молодой гвардии» – кто бы мог подумать! – в кимрской рюмочной. Истории Рыбакова и Петрова сугубо локальные. Оба автора – местные и для столичного читателя интерес представляют вряд ли. Хотя романы первого публиковались «Советским писателем» с аннотацией: «один из старейших российских писателей», а фронтовые стихи второго печатались в военной периодике на соседних страницах с «Василием Теркиным».
В третьей главе автором собраны различные статьи и очерки по истории Кимр. Наиболее интересны «Фольклорные и диалектические особенности кимрского края», «Рифмы к слову «Кимры» и «Где кроме Кимр есть Кимры». В первой главе – немало оригинальных, чисто кимрских частушек. Например: «На Савеловском вокзале/ Я кассира обманул./ Взял билет, а не поехал,/ До Москвы пешком продул». Рифмы к Кимрам простираются от напрашивающихся: «Кимр» – «мымр» или «кикимор» (Владимир Салимон, Борис Зверев, Нина Краснова) до весьма изобретательных. Например, «Кимры» – «шнырит» (Яков Шведов), «Кимр» – «говорим» (Белла Ахмадулина) или «Кимры» – «раскиды» (Борис Кутенков). В третьей из приведенных нами статей автор сосредотачивается на улицах, районах и прочих кимрских названиях в Москве, Санкт-Петербурге и других городах. Находят даже «кимрскую кошку», происходящую с острова Мэн.
В общем и целом книга, на мой взгляд, предназначена в первую очередь для самих кимряков, которые должны узнать из нее много нового о родном крае, а также исследователей локального текста (как-никак перед нами новый опыт, собранный на основе достаточно экзотического материала) и всех тех, кто интересуется историей страны, ее малых уголков и, конечно, русской литературой.