Михаил Юдсон  |
| Стихийный «боинг»
и поэтический «аэробус» Игорь Губерман. Фото Дмитрия Рожкова |
Игорю Мироновичу Губерману, великому, могучему и прекрасному русскому поэту моисеева завета, исполнилось восемьдесят – многая лета!.. А тело тем временем не только к суровой прозе клонит (неустанные повести о витаниях духа и странствиях плоти), но и нежные по-прежнему «гарики» клонирует:
Живу я с удовольствием
на свете,
хоть возраст у меня – смурной
и смутный,
а то, что в голове гуляет ветер –
так он попутный.
Губерман, как некий стихийный «боинг», поэтический «аэробус», вольно и плавно несет свои крылатые оды, полет муз проходит нормально:
Любая мне мила попойка,
душе дарящая полет,
я выпил в жизни этой столько,
что не любой переплывет.
Нынче у Игоря Мироновича юбилей – в самом слове приятное бульканье, льющееся звучание! Сказывали мне разумные люди, что в этот день надо усесться за стол и выпить четыре бокала вина, соответствующие четырем проявлениям свободы, упомянутым в Книге, и четырем строкам «гарика», дарованного Губерманом:
Когда выпиваю под вечер,
я чувствую чье-то касание,
как будто небесный диспетчер
одобрил мое расписание.
В науке есть понятие «уровень цитируемости». Если применить его к сегодняшней русскопоэзии, то Губерман, вестимо, в авангарде, шагает впереди. Мало того, он еще своеобразный гуру для многих и многих, читающих вслух и заучивающих вхруст «гарики»-губермантры. Ему пишут письма и заваливают записками на выступлениях от Нью-Йорка до Оймякона, спрашивая про жизненно важное: «Игорь Миронович, а Бог есть? И откуда вы это знаете?», «Подскажите, как мне выйти замуж за еврея?», «Как вы думаете, чем все закончится?»
Любовью наслаждаюсь
я народной –
вчера я тронут был почти
до слез,
когда по вольной воле
благородной
читатель мне бутылку
преподнес.
Перефразируя навязшее, отметим, что «поэт в Израиле – больше, чем поэт» – он себе ребе, слегка-таки пророк, короче, Губерман. Не зря Игорь Миронович обитает в святом граде Иерусалиме. Слыхивал я на травянистых тельавистых холмах и в отрогах Галилеи, что Земля обетованная вращается вокруг мировой оси (свежо предание, да вертится с трудом!), но вот Иерусалим – точно пуп-полис, вечный город будущего года. И читательское паломничество туда не стихает, не зарастает, так сказать, народная тропа, дорожка к храму:
Каплю внес я в русскую
духовность
книгами и голосом на сцене:
я вернул духовности
греховность,
без которой дух неполноценен.
В свое время Шем присел на корточки возле Моше и дал ему книжку-раскраску, каменную флешку, а тот уже понес в песочницу к избранным друзьям-приятелям. Но Губерман, признаться, куда демократичней – он ко всему народу выходит, всем является, никого не выделяет – ни эллина, ни иудея, ни прола, ни профессора. Его отличает, пользуясь достоевщинкой, – «всемство». Поэтому-то надутые снобы вперемешку с эстетами набитыми, случается, бурчат, что «гарики» якобы просты, как песня песней, и мы тоже сложим псалмов не хуже, выдадим на-гора погонными метрами. Развелись и скачут множественные, как сам Игорь Миронович отмечал, «марики, жорики и даже ирики». Вся эта топорно-графоманская хмарь – цирк лилипутов, и так и подмывает накатать статейку-с «Губерман в стране шмуликов».
Полно дураков на ристалище
нашем,
различных повадкой и лицами.
Дурак из евреев особенно
страшен –
энергией, хваткой, амбицией.
Да, «гарики» сконструированы на первый взгляд вполне доступно, но полнятся и еще чем-то загадочным, подспудным, будто нострадамусовы катрены, – этакий квант таланта, порция цимеса поэзии, чистый пардес. Четыре уровня понимания, голова ты садовая! Поэтому смешно и грустно, когда цветет «гарик», а вокруг нарастают размалевано-подмороженные подражания – «артик», как выражаются у нас в местечке. Как существует охвоенная разница между елкой и палкой, так и пролегает огромная пропасть между истинным стихотворчеством (краткие подлинники Губермана!) и поделками «второй свежести». Ведь, судя по всему, Единый предпочитает первичное, вначальное…
К нам Божественный свет
освежающе льется,
от него мы сильней и добрее.
Человечество живо,
покуда смеется,
раньше всех это знали евреи.
Губермана приятно не просто читать, ан паче того – почитать тянет! Дар его светлый, светящийся даже, к нему тянешься, летишь хоть ползком – побыть рядком, напитаться лучистой энергией, забыть про скучные чуланы бытия. Лишь творчество и губерманство! Покоряет его любовь к жизни, неиссякающий интерес к слову, окружающим существам, перемещениям по миру.
И обниму я жизнь за плечи,
и тихо ей шепну на ухо:
за утро, долгий день и вечер –
спасибо, дивная старуха.
Игорю Мироновичу Губерману – восемьдесят, и эта восьмерка в годовых кольцах, словно знак бесконечности, вставший на дыбы, вьющаяся прямая судьбы, выписывающей кругаля – заманчиво и замысловато… Золотой возраст – четыре раза по двадцать. Две трети пройдено пути – осталось до 120!
Я ничего не членский активист,
мой мир сейчас – осенняя аллея,
сегодня я осенний желтый лист
и падаю, кружась и сожалея.
Краеугольно-шестикрылый символ его книг – свобода. «Очень уж охота на свободу!» – исходный рефрен в «Прогулках вокруг барака». На библейской фене «барак» – это молния. Губерман поистине живет с молнией, всю жизнь прогуливается вокруг молний: идет направо – прозу вводит, налево – «гарик» говорит… Желаем вам, Игорь Миронович, продолжать играть с огнем!
Иерусалим, Израиль
