Чувство вины и охранительство

Непростое историческое наследие… Николай Самокиш. Русско-японская война. Схватка. 1904

Настоящая коллективная монография не ограничивается анализом современной ситуации на политическом олимпе Страны восходящего солнца. Очень подробно рассматривается, как формировалась консервативная мысль, как непростое историческое наследие Токио влияет на его нынешнее стремление к охранительству. В качестве одного из примеров приводятся отношения с Китаем. И здесь речь идет не только об агрессии 1937 года. Уже японо-китайская война 1894–1895 годов разрушила устоявшийся стереотип, представлявший Срединное государство в виде источника культуры для соседнего народа, а самих японцев в виде их вассала.

Естественно, события 1937 года, оккупация значительной части территории, сопровождавшаяся массовыми нарушениями обычаев войны, серьезно усугубила кризис в диалоге между Пекином и Токио. Наиболее известным из них является Нанкинская резня, когда в течение шести недель японцами было убито, по разным оценкам, от 40 до 340 тыс. военнопленных и гражданских лиц. Но были еще медицинские опыты над местным населением (Отряд 731) и насильственное привлечение «женщин для комфорта» (ианфу) для работы на «станциях утешения». Поэтому Китай возражает против стремления японцев уменьшить число жертв или же замены определения «агрессия» (синряку) на «продвижение» (синсюцу). Остается сожалеть, что лишь премьер-министр Танака Какуэй при подписании совместного коммюнике с Пекином (1972) принес извинения жертвам, а наиболее полная оценка японской агрессии прозвучала только в 1995 году из уст премьера Мураямы Томиити.

Почему так поздно? Причина такой «неторопливости» лежит в психологически понятном стремлении японцев не вспоминать «неприятные» страницы былой истории. Тем более что прошедшие под знаком пацифизма (ст. 9 Конституции Японии декларирует, что страна «на вечные времена отказывается от войны как суверенного права нации») вторая половина ХХ века и начало ХХI вызывают у граждан Страны восходящего солнца чувство гордости от своего нового статуса. Что тоже в принципе по-человечески понятно.

Эльгена Молодякова (рук. проекта). Япония: консервативный поворот. – М.: АИРО-XXI, 2015. – 280 с.

Но помимо чувства вины (пусть и неудобного) у японского истеблишмента (равно как и населения) есть чувство обиды. И не только в связи с проблемой так называемых северных территорий. Важен вопрос «сибирского плена» – в ходе разгрома Квантунской армии и японских гарнизонов на Южном Сахалине и Курильских островах в августе-сентябре 1945 года в плен Красной армии попало более 600 тыс. солдат и офицеров противника (то есть он коснулся почти каждой шестой семьи). Свыше 60 тыс. из них скончались, при этом судьба половины умерших (обстоятельства смерти, место захоронения) до сих пор неизвестна, что для чтущих культ предков японцев крайне болезненно. Не в последнюю очередь проблема связана с тем, что Москва и Токио по-разному оценивают их статус. Мы официально используем термин «военнопленный» (хорё), а Страна восходящего солнца – «интернированный» (ёкурюся). Следует отметить, что «сибирский плен» связан не только с отношениями между нашими странами – так, 16 июня 2010 года Токио принял закон «О выплате специальных пособий гражданам Японии, насильственно интернированным в СССР и Монголию после окончания Второй мировой войны». На граждан других государств, насильственно мобилизованных в японскую армию (Корея, Китай), этот закон не распространяется.

Нет ли здесь противоречия – пацифизм и несогласие с определенными фактами и итогами минувшей войны? Конечно, есть – как, впрочем, и в современных стратегиях внутри японского консерватизма. Вспомним желание премьера Синдзо Абэ изменить редакцию 9-й статьи с целью создания «красивой и обновленной страны». Думается, «консервативный поворот» не меняет сущности политики с ее стремлением к двойным стандартам – готовности заботливо взращивать скелеты в чужих шкафах при полном игнорировании косточек и черепушек в собственной мебели. А ведь на них всегда можно обратить внимание и, переиначив слова известного фильма, сказать: «Вы мне еще за Цусиму ответите».