Тео Фабер

Макс Фриш и Фридрих Дюрренматт: колоссы, игрецы, насмешники, гиганты. Фото Библиотеки высшей технический школы Цюриха

Бремя совестливого благополучия: Швейцария после Второй мировой каялась за нейтралитет, за то, что не пострадала, когда вокруг все истекало кровью. Нейтралитет носил характер предательства. Поэтому даже немецкая послевоенная литература, которая, казалось бы, должна вывернуться наизнанку в самобичеваниях, не столь покаятельна – немцы же никого не предавали, просто были злом, сошли с ума. Все бремя вины приняли на себя немецкоязычные швейцарцы – которые вроде те же немцы, но другие, несумасшедшие, трезвомыслящие, аж чересчур. Вот это трезвомыслие как большее зло становится главной темой в произведениях Фридриха Дюрренматта и Макса Фриша – колоссов, игрецов, насмешников, гигантов.

В романе Фриша «Homo Фабер» (1957) Вальтеру Фаберу, швейцарскому инженеру, не в чем себя упрекнуть, только в том, что он инженер и Фабер («homo faber» – «человек производящий»), то есть рационального склада ума, деловой, практичный и прагматичный – но разве за это карают? Карают – и Рок (именно так, с большой – тот античный, слепой и безжалостный, всевластный и непобедимый – помните историю Эдипа?) проводит Фабера через такую череду случайностей и совпадений, испытаний и бед, которую иначе как карой и не назовешь: Фабер находит друга повесившимся, влюбляется в девушку, она оказывается его дочерью, о которой он ничего не знал (Эдип, да, наоборот), змея жалит его дочь, она падает с обрыва, через время неожиданно умирает от черепно-мозговой травмы, самому Фаберу диагностируют рак. За что все это? За то, что фабер, за то, что швейцарец, других объяснений нет.

В следующем романе Фриша «Назову себя Гантенбайн» (1964) все еще четче и сложней. Заглавный герой – тот, что назовет себя Тео Гантенбайном – Рок и есть, греческое «теос» – «бог». И так сказать, сам себя проводит через испытания – сидит и придумывает себе истории, примеряет маски, то он Дон Жуан, то архитектор (тоже фабер), то голый в толпе. Самая замечательная из них и большая – история Гантенбайна, который попадает в аварию и как бы теряет зрение, но на самом деле притворяется слепцом, надевает черные очки и становится тайным соглядатаем. Делает вид, что не замечает измен жены. О, быть слепым понарошку – тяжкий груз, зато тебе не нужно ничего делать, принимать решения, нести ответственность за поступки, занимать какую-либо позицию, гражданскую, человеческую, совсем. Вернее, позиция одна: сиди в кресле и наблюдай. А вот люди перед слепым – без масок, не скрывают себя.

Из многочисленных историй героя одна будто реальная – то, что с ним когда-то произошло: во время войны в Альпах он встретил нацистского агента – может быть, нацистского агента – и не убил его, не столкнул в пропасть. И тем самым то ли предал себя, то ли остался себе, антифашисту-гуманисту, верен. Предательство вообще, знаете ли, такое дело…

Рок слеп, но беспощаден, наказывающий себя слепым Гантенбайном герой Фриша – да, возможно, за неубитого немца – ставит в конце концов перед собой и такую ситуацию: он на суде, единственный свидетель, способный подтвердить алиби обвиняемого в убийстве, но если сделает это, разоблачит себя как лжеслепца. И тут уже все ясно: Гантенбайн – это тот, кто промолчит и даст невиновному погибнуть.

Фабер умирает освободившимся от себя и счастливым, тот, кто называл себя Гантенбайном, снимает черные очки, перестает быть им. Ну а фаберовско-гантенбайновская Швейцария – прощает себя или остается собой? Да как сказать.

Харьков