Паек белоэмигрантов значительно уступал рациону французских солдат. Алексей Корзухин. У краюшки хлеба. 1890. Государственный Русский музей
Владимир Маяковский писал о них: «К туркам в дыру,/ в Дарданеллы узкие, плыли/ завтрашние галлиполийцы, плыли вчерашние русские».
Новая книга издательства «Посев» посвящена жизни чинов русской армии генерал-лейтенанта Петра Врангеля и гражданских беженцев в ранний период эмиграции. Правда, освещает она их пребывание не на полуострове Галлиполи, о котором писал поэт в поэме «Хорошо!», или на базе французского ВМФ Бизерта в Тунисе, где расположился флот, а на греческом острове Лемнос. На нем после поражения белых были в основном размещены казачьи части.
В принципе книгу стоило назвать не дневником казака, а сборником материалов и исследований. Помимо дневников и писем сотника (поручика) Константина Остапенко (1895–1921), в нее вошел отчет лейтенанта армии США Джона Макноба, который занимался беженцами по линии американского Красного Креста. Также приведена статья современного французского историка Бруно Баньи «Лемнос, казачий остров».
Остапенко писал о последних боях в России (район Геническа), эвакуации и размещении казаков. Несмотря на поражение армии, тяжелые условия жизни беженца, он отмечал: «Это единственный, кажется, в истории случай, когда войска, разбитые, принужденные сдать свои последние позиции и уйти неведомо куда, голодные и раздетые, ни в чем, абсолютно ни в чем не винят своего главнокомандующего, а с восторгом, с беспредельной доверчивостью и любовью приветствуют его и, в сознании величия возложенного на них подвига, спокойно смотрят в глаза будущему».
Да, действительно часть врангелевцев, в том числе и лемносские казаки, в дальнейшем возвращались в Советский Союз (в частности, на бакинские нефтяные промыслы), о чем писал в своем дневнике и Остапенко. Но, как отмечали уже современники тех событий, несмотря на реэмиграцию, костяк армии в изгнании сохранился.
Константин Остапенко.
Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг. – М.: Посев, 2015. – 188 с. |
В определенной степени реэмиграция была спровоцирована властями Франции, в ведении которых находились белогвардейцы – их союзники по Первой мировой (не буду напоминать, что правительство Врангеля ими признавалось до осени 1924 года). Бруно Баньи, вообще-то не всегда критично относящийся к французским источникам, на основе которых им и была написана работа, признавался, что Париж желал избавиться от подобной обузы и стремился «побудить русских искать убежища в других местах». Необязательно в СССР – Остапенко вспоминал, что одновременно французы предлагали эмиграцию в Бразилию. С этой целью в числе прочего сокращался дневной рацион изгнанников. Если на 13 декабря 1920 года он состоял из 500 г хлеба, 150 муки, 250 г консервов и 300 г свежего мяса, 20 г жиров, 100 г сухофруктов, 20 г сахара, 20 г кофе и 7 г чая, то менее чем через полгода, к 10 апреля 1921 года, паек уменьшили до 350 г хлеба, 200 г консервов, 20 г жиров, 80 г сухих овощей, 20 г сахара и 7 г чая. Мука, свежее мясо и кофе были исключены. Баньи вынужден признать, что паек «значительно уступает в количестве дневному рациону французских солдат на Ближнем Востоке».
Поэтому неудивительно, что отношения между руководством французской администрацией и белыми были столь нездоровыми, что генерал Андре Бруссо возвратил Врангелю орден, которым был награжден за помощь в эвакуации Крыма. Как там у Ильи Ильфа и Евгения Петрова: «Заграница нам поможет»?
Впрочем, не все недавние союзники вели столь двусмысленную политику. Уже упоминавшийся Макноб (в некоторых воспоминаниях его фамилию ошибочно пишут Мак-Неп) искренне сопереживал изгнанникам. В частности, он реорганизовал два лазарета, в том числе для больных детей, сумел увеличить размер пайка для детей и женщин. Не зря казаки «переименовали» его в «есаула Макнепова» и подарили соответствующую полную форму.
Так что, наверное, не прав был Александр III, когда говорил, что у России только два союзника – ее армия и флот.