Сuckoo и по-английски значит «с придурью», а не только «кукушка»... Кадр из фильма «Пролетая над гнездом кукушки». 1975
Порою обитаю на природе,
Порою обитаю в городке,
Порою блажь
великая приходит:
Дай прыгну я… и утоплюсь
в реке.
Из песни Хадди Ледбеттера
и Джона Э. Ломакса
«Спокойной ночи, Айрин»
Я не знаю лучшей характеристики для писательства и, может быть, искусства в целом, чем слово «блажь». Ни долг, ни замысловатые требования профессионального роста, ни праведный гнев, ни горе, ни – что еще? – зеленые мотыльки, вызывающие восторг, не дадут писателю так самовыразиться, как простая прихоть, чудачество. Писатель начудит, а вы сами решайте, сколько в этой блажи дури, а сколько гениального прозрения. Я о свободе творчества, а вы о чем?
Но свобода творчества не значит, что он, писатель, шут для вас, он шут для себя. И для себя же потрудится на славу.
То, что Кизи – крестьянский сын, чемпион штата по борьбе в колледже, выпускник-медалист журфака стал «самым странным путешественником за всю историю человечества после похода аргонавтов за золотым руном и 40-летнего странствия Моисея по пустыне» (Бодрийяр) – туда, туда, вглубь, где психоделики раздвигают сознание; и вширь – по Америке с «Веселыми проказниками», своей коммуной битников-хиппи, на школьном автобусе «Дальше» («Furthur») – «Когда люди спрашивают о моей лучшей работе, то я отвечаю – это автобус. Я думаю, что мы должны жить своим искусством, а не отстраняться и описывать его», – раздавать ЛСД всем желающим и устраивать концерты-хэппенинги. А затем, отсидев полгода за хранение и распространение, вернулся на семейную ферму в Орегоне и 35 лет, до конца жизни, занимался сельским трудом и писал между делом – муж одной жены, одноклассницы, с которой сбежал из дому сразу после школы и нажил за полвека четверых детей. Так вот, все это, мне кажется, не описывается словами «бесился и перебесился», «остепенился», «успокоился», «осел», и я не вижу в этом разные личности Кизи или разные периоды жизни. Все мне подсказывает, что это один человек и одна жизнь.
Ибо как может быть иначе и что может быть отвратительней старого битника-хиппи, притворяющегося молодым. Или битника, живущего за счет славы своих первых романов и всю жизнь стригущего с них купоны.
А первые два романа – психоделический (в фильме это не отражено) «Над кукушкиным гнездом» (1962), cuckoo и по-английски значит «с придурью», а не только «кукушка», и великий американский роман (без шуток, в XX веке после Марка Твена не было романа более американского, чем этот, где американский индивидуализм, семья штрейкбрехеров-лесорубов – «библейские характеры» – сражается с коллективизмом, профсоюзами) «Порою блажь великая» (1964) – могли бы и подавить, заставить писать не так, как хочется, а так, как хочет издатель, читатель. А Кизи был подавлен их успехом («Я должен был заполучить все те разлетающиеся воздушные шарики и держать их вместе, ни на что иное не отвлекаясь. Сейчас все изменилось, изменилось именно потому, что я стал известным. А известность – это плохо для писателя. Вы не можете полноценно наблюдать, если сами находитесь под наблюдением»). Вот ферма и спасла, отвлекла, переключила в нужном направлении. Что было бы без нее – старый, обуржуазившийся, довольный собой, денежный Генри Миллер, Лимонов? Наверное.
Пусть говорят, что, осев, Кизи так и не создал ничего лучше, что написанное на ферме – уж извините, ерунда какая-то, вообще несерьезно. А так принял бы дары волхвов, и деньги, и славу, и мировое господство – глядишь, и написал бы и третье великое. И четвертое.
Но блажь, сумасбродство, прихоть, каприз, причуда – и «Гаражная распродажа Кизи» (1973), сборник всякой всячины, «Когда явились ангелы» (1986), сборник рассказов о жизни на земле, роман «Песнь моряка» (1992) и последний, написанный в соавторстве «Последний заезд» (1994) причудливы, прихотливы и странны. И не разгаданы даже критиками, для которых эти вещи просто бессюжетинки: «Бессвязное, безыдейное, бесцельное в своей перенасыщенной параболами, анекдотами и карикатурами повествование».
Хотя сюжет и идея в них есть: в «Песне моряка» в рыбачий городок, живущий размеренной патриархальной жизнью, врываются голливудские продюсеры, чтобы построить здесь очередной Диснейленд. А посвящен роман жене – «Фей, надежной мачте в ревущих волнах, путеводной звезде во мраке, моему товарищу по плаванию». И эпиграф из Леонарда Коэна – себе:
И Христос был мореходом,
По волнам бродя как посуху,
И увидел Он сквозь воды,
Раздвигаемые посохом,
Что лишь очи утопающих
Видят лик Его светлейший,
И велел Он начинающим
Воды бороздить в дальнейшем,
И сказал: «Пока свободу
Не найдет в пучине,
Заповедую по водам
Плыть вперед мужчине».
Харьков