Только ступени – людские сердца

Я увижу твои дорогие черты… Михаил Рундальцов. Портрет Наталии Грушко

Наталия Васильевна Грушко (1891, Киев – 1973, Москва) – автор двух поэтических сборников и многих рассказов, напечатанных в 1910–1920-х годах. Сейчас ее помнят в основном как автора текста «Маленькой балерины», шансона Вертинского, а в свое время она была очень заметной фигурой в литературных кружках Петербурга, близко знала Блока, Гумилева, Горького, позировала Репину для его «Мадонны» (которая сейчас находится в частном собрании в Стокгольме). В 1922 году в Петрограде двумя изданиями вышел ее второй сборник «Ева», содержавший одноименное стихотворение:

Я – Ева, Жизнь, Начало 

всех Начал,

И путь мой – путь борьбы, 

и лик мой – лик смиренья.

Я сеяла мятеж и мир вела 

к спасенью,

Иегова меня проклятьем

увенчал...

Я – Женщина, 

Начало всех Начал.

После этого до конца жизни ей больше ничего не удалось напечатать. В 1924 году скоропостижно скончался ее муж, племянник драматурга Островского. Вдова с тремя малолетними детьми, Наталия Грушко пыталась еще зарабатывать литературным трудом, составляла хронику рода Островских, хотела издать третий свой сборник «Осень» (1943), но все тщетно... После нее осталось много неопубликованных стихотворений, воспоминания об Илье Репине, Евгении Замятине, актрисе Марии Савиной. В настоящее время готовится к изданию собрание стихотворений Наталии Грушко.

Георгий Азатов

Женщина с розами

Ты смотришь мне в глаза

доверчиво и ясно.

Змея, змея, меня не обмануть.

В твоей руке, и трепетной, 

и властной,

Я вижу нож, вонзенный 

в чью-то грудь.

Не розы, нет, сжимаешь ты, 

а души,

И тайным торжеством

горит невинный взгляд.

А легкий стан вздымается

воздушно,

О, сколько мук уста твои

сулят.

И знаю я: без вздоха сожаленья

Ты жизнь пройдешь 

без трепета в крови,

В пучинах зла не ведая  паденья,

В пылу страстей не ведая

любви.

* * *

Читаю Радловой стихи

И ничего не понимаю.

Амур, прости мои грехи –

От страсти я изнемогаю.

Я мнила, о лукавый бог,

Твои уж мне не страшны

стрелы,

Никто не стукнет 

в мой чертог

При свете трепетной Семелы,

И сохраню свою я честь,

Как Рима строгая матрона.

Увы... на все законы есть,

Лишь для Киприды 

нет закона.

И нынче я алтарь ее

Украшу розами и маком, –

Да осенит жилье мое

Счастливым беззаконным

браком.

* * *

Мы с тобой исходили 

бы землю, а в небе

Наш биплан ночевал бы 

на мертвой луне.

И смеясь ей в лицо, я метнула

бы жребий:

Возвращаться на землю тебе

или мне.

Мы с тобою прошли бы моря,

океаны

И тропинки неведомых,

ласковых рек,

Где как девичья ласка

воздушны туманы,

Где еще никогда не ступал

человек.

На границе чудесной полярного

круга,

На рассвете жестокой

полярной зари

Я тебе отдалась бы, как Богу,

как другу,

И, вонзая бы губы, шепнула:

умри.

Ступени

Это только ступени –

людские сердца,

В необъятно далекую высь.

Выше, выше иди и не бойся

конца,

Если можешь молиться –

молись.

Это только ступени, людские

сердца,

В бесконечно далекую высь.

Но когда ты достиг одиноких

вершин

И взглянул в лучезарную

твердь

И в отчаяньи понял – один, 

я один... –

Созерцая погибель и смерть.

О, взгляни ей в лицо, 

ожидая конца,

И, как матери сын, улыбнись!

Пусть улыбка и мудрость 

не сходят с лица,

Провожая мелькнувшую

жизнь.

Это только ступени –

людские сердца,

В бесконечно далекую высь.

* * *

В свинцовых низких облаках

Носились чайки с криком

вещим,

И в сердце мне закрался страх,

Холодный, тусклый 

и зловещий.

В утесах сжатая река

Блестела отблеском

свинцовым.

И душу сжала мне тоска

Перед неведомым и новым.

А чайки низко над водой

Кружились, плача и ныряя,

Как ты кружишься надо мной,

Забвенья миг подстерегая.

* * *

Чешет буйная метелица

Серебро пушистых кос;

Под луной дорогой стелется

Тонкий шелк ее волос.

Из-за облака кудрявого

Усмехается луна,

Мужа старого, плюгавого

Я ль теперь любить должна?

Эх, вы санки-самокаточки,

Вы, полозья, звонка-сталь,

Молодецкая ухваточка,

Ничего для вас не жаль!

* * *

Всю нашу жизнь мы бродим

средь могил,

По тихим кладбищам

Воспоминанья,

Читая надписи: здесь некогда

почил...

Но стерлись имена. 

Что мертвым их прозванья?

Но аромат цветов: левкой 

и резеда,

И ветерок с полей,

примчавшийся нежданно,

Развеет сердца грусть, 

как тучку, без следа,

И станет так легко 

и радостно и странно.

Как будто молодость навеки

не прошла,

И старость не глядит

бесцветными глазами,

И юной девушкой на кладбище

пришла

Я сладко погрустить 

над вешними цветами.

26/II – 32.

* * *

Мнится, сотни уж лет, как

лежу я в гробу

И Архангела жажду услышать

трубу.

В день последний Он будет

трубить над землей,

И из праха восстану я – образ

живой.

И рассеется липкая жуткая

мгла,

И скажу: я недаром так долго

ждала.

И от смерти восстав, как от

тяжкого сна,

Я увижу – вокруг расцветает

весна,

Я увижу твои дорогие черты,

И шепну: наконец, это ты...

это ты...

Песня

Опоил меня ты, верно,

Приворотною травой,

Грусть-тоска моя безмерна:

Жить не в силах врозь 

с тобой.

Сжечь тебя, колдун... Когда-то

Вас сжигали на костре,

И горел бы ты, проклятый,

Словно солнце на заре.

Ах, не то ведь я толкую, –

Обними меня скорей,

Чтоб сгорели в поцелуе

Змеи ревности моей.

1941

* * *

Я умру где-нибудь под забором,

Презираема всеми – бедна.

Надо мною последним дозором

Встанут: Холод и Ночь 

и Луна.

Бледный труп мой обгложут 

собаки

С тихим воем, с веселой 

грызней:

– Так и надо ей, праздной 

гуляке! –

Загрохочет толпа надо мной.

Но на грани у ада и рая

Я скажу еле слышно Христу:

– На одно только я уповаю –

На святую Твою доброту.

Публикация Георгия Азатова