Оазисы свободомыслия

Анатолий Зверев. Портрет Игоря Голомштока. 1968. Угольный карандаш. Иллюстрация из книги

Вышли книгой мемуары искусствоведа Игоря Голомштока, публиковавшиеся ранее в периодике. В названии этой работы автор использовал любимое выражение своей бабушки: занятием для старого городового она называла неторопливое и рутинное домашнее дело, которому человек обычно предается на пенсии. Сейчас Игорю Голомштоку 86 лет, последние 43 года он живет за границей. 

В повествовании автор полагается исключительно на свою память. Никакого документального подспорья у него нет. Между тем вспомнить Голомштоку есть о ком и о чем: «Мне повезло. В своей жизни я был знаком с рядом известных, во многих отношениях выдающихся людей». Его книга – сдержанный по тону, точный, при этом живой и насыщенный яркими деталями рассказ. Автор лично участвовал во многих заметных событиях эпохи, не менял убеждений под влиянием шумных политических кампаний.

Предки Голомштока по линии отца – зажиточные караимы из Крыма. Отец будущего искусствоведа – горный инженер, музыкант-любитель, в годы Первой мировой и Гражданской войн – артиллерийский прапорщик; он прошел сталинские лагеря и жил потом в Свердловске. Мать Голомштока – из сибирских кантонистов, работала врачом-невропатологом. В конце 30-х семья мемуариста на несколько лет уехала на Колыму: мать Игоря после ареста отца завербовалась врачом на Дальстрой. Картины увиденного в лагерном краю сформировали мировоззрение Голомштока: «Уже в школьные годы я возненавидел Сталина и всю его камарилью».

В конце войны семья переехала в Москву. Жили близ Лубянской площади, рядом с домом, где застрелился Маяковский. После окончания школы Голомшток не смог поступить ни на филологический, ни на географический факультеты МГУ, в результате пошел учиться в «глубоко чуждый» ему Финансовый институт. Там по крайней мере не обращали внимания на пятый пункт анкеты. Голомшток штудировал банковское дело, но хотел изучать искусство. Ему удалось поступить на вечернее отделение кафедры искусствоведения МГУ и успешно ее окончить. Современное западное искусство там не изучали (только творчество отдельных художников-коммунистов), зато активно готовили «искусствоведов в штатском» – благонадежных специалистов, умеющих популярно разъяснять советским гражданам достоинства соцреализма и реакционную сущность абстрактной живописи. Голомшток начинал профессиональную карьеру как сотрудник отдела передвижных выставок, нес искусство жителям дремучих окраин Союза. Потом была работа в ГМИИ им. А.С. Пушкина – этом оазисе относительного свободомыслия в Москве 50–60-х годов. В здешней переплетной мастерской можно было брать почитать запрещенный самиздат, а трогательные рассказы музейных сотрудниц-старушек автор помнит и по сей день.

Кульминационный эпизод книги – «дело Синявского и Даниэля». Об этом процессе написано немало, но «свидетельские показания» еще одного участника необычайно ценны. Игорь Наумович и Андрей Донатович познакомились во второй половине 1950-х годов. В квартире литературоведа в Хлебном переулке встречались интересные люди – искусствоведы, филологи, писатели, актеры… Эта квартира была первым «концертным залом» для 20-летнего Владимира Высоцкого, студента Школы-студии МХАТ, где Синявский преподавал. Голомшток вместе с Синявским много раз путешествовал по северным деревням, где в ту пору еще сохранялся исконный «досоветский» дух. Из этих поездок они привозили иконы и старинные книги, купленные у аборигенов за гроши. Книга Голомштока и Синявского о творчестве Пикассо стала в годы оттепели настоящим прорывом, вызвала ажиотаж среди любителей искусства и гнев партийного начальства. На процессе Голомшток по этическим соображениям отказался отвечать на один из вопросов следствия, за это суд приговорил его к шести месяцам общественных работ. Вслед за этим ученого уволили из Института технической эстетики, рассыпали набор двух книг. Фактически его выдавливали из страны. В этот период он познакомился с диссидентами разных направлений. «Я не был против политического режима, я был против лжи», – пишет мемуарист.

Игорь Голомшток. Занятие для старого городового: Мемуары пессимиста. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2015. – 346 с. (Мемуары – ХХI век).

Когда в 1972 году встал вопрос, куда ехать, Голомшток в отличие от большинства эмигрантов выбрал Великобританию. Эта страна оказалась созвучна его настроениям и привычкам: величие, благородство и «культурные соблазны» Лондона, почтение к традициям. Весьма симпатична искусствоведу и такая черта британцев, как ответственность за свои слова. Наконец, в английских музеях – картины столь любимых им старых голландцев… Голомшток преподавал русский язык в университетах Англии и Шотландии, работал в Би-би-си, сотрудничал с журналами «Континент» и «Синтаксис», написал книгу о тоталитарном искусстве ХХ века (в России в середине 90-х стала интеллектуальным бестселлером). Купил дом в Лондоне. Огорчали только вездесущие советские агенты: даже в «святая святых», на эмигрантское радио, они ухитрялись пробраться. Вдобавок в зарубежье тем временем кто-то упорно распространял слухи, будто Синявский – «агент влияния» КГБ, специально засланный на Запад с целью раскола антикоммунистического движения. Именно в ту пору, отмечает Игорь Голомшток, наметился глубинный мировоззренческий разрыв между представителями разных волн эмиграции, люди разных поколений переставали понимать друг друга. В заключительной части воспоминаний особенно интересны портреты знакомых, в частности выдающегося философа Александра Пятигорского, тоже закоренелого англомана.