Изменчивость или измена?

Когда исследователи рассуждают о войне или революции, то в первую очередь учитывают баланс сил. Сколько у противоборствующих войск было солдат, сколько тяжелого вооружения. Естественно, анализируются ошибки, приведшие к поражению одной из сторон. Все это верно. Без подобной статистики мы вряд ли сможем объективно и всесторонне понять любое событие военной истории. Будь то Саламинское сражение между греческим и персидским флотом в 480 году до н.э. или бои под Хомсом в ходе гражданской войны в Сирии в 2011–2014-х.

Вместе с тем очень важно учитывать психологический настрой противников. Точнее, его изменчивость.

Отечественные мемуаристы оставили множество воспоминаний о том абсолютно искреннем подъеме совершенно разных людей, который сопровождал манифест о вступлении России в Первую мировую войну. Есть соответствующая кинохроника. Сложно поверить в столь массовое (или в столь умело срежиссированное) лицемерие людей на Дворцовой площади Санкт-Петербурга в момент выступления Николая II. Даже признавший после революции советскую власть (и умерший в нищете) писатель Виктор Муйжель оказался захваченным общими патриотическими настроениями.

Не изменились настроения и после военных неудач. Во время великого отступления 1915 года политическая стабильность сохранялась как в действующей армии, так и в тылу. В случае же с Кавказским фронтом, несмотря на возникавшие на тактическом уровне трудности, на стратегическом особых проблем не было. Армия последовательно шла вперед, что не могло не окрылять солдат.

К началу 1917 года фронты были стабильны, весной готовилось наступление. И тем не менее изменчивость в настроениях масс привела страну к февральской смуте.

Точно так же и во время Гражданской войны нельзя объяснить причины поражения белых только лишь количественным превосходством большевиков. Да, действительно, на момент наибольших успехов вооруженных сил Юга России (деникинской армии) их численность составляла примерно 150 тыс. штыков. В это же время Красная армия насчитывала, по разным сведениям, от 2 до 3 млн бойцов. В 1919 году в нее вернулось 975 тыс. дезертиров, из которых в качестве маршевого пополнения против Деникина тогда же было направлено свыше 270 тыс. человек.

Вместе с тем в ходе боев недостаточную надежность показывал и стан белых, в частности, казаки. И не в начале Гражданской – тогда донские казаки в большинстве своем просто не поддержали зарождающуюся контрреволюцию, что привело к самоубийству атамана Алексея Каледина, обещавшего белым помощь со стороны казаков, – а в последующих боях. А ведь к этому времени они уже испытали на себе многие механизмы советской карательной машины…

Чем была вызвана подобная изменчивость? Можно ли повторить абсолютно неполиткорректные слова Николая Бердяева о вечно женском (философ употребил более резкое слово) характере отечественного психотипа? Или, о ужас, даже с ним согласиться?

Вряд ли. Революция в Германии (к ней бердяевский сексизм точно не применим) в ноябре 1918 года прошла по во многом схожему алгоритму.

Скорее речь идет об общем тренде, характеризующем массовую психологию, – увлечении, которое, как и любая мода, периодически заканчивается. Увлеклись войной, затем охладели. Затем увлеклись революцией…

Впрочем, бумеранг изменчивости вернулся в итоге и к советской власти в 1991 году, когда ее никто не захотел защищать.