Александр Мелихов
Тоскующий щенок подобен писателю. Фото Андрея Щербака-Жукова
Ивлин Во – блистательный мастер гротеска и черного юмора. Наверное, каждый любитель литературы с азартом устремится к дневникам писателя, либо вовсе пропустив название книги, либо восприняв его как некое кокетство. «Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным». Да и какой писатель решится сказать о себе что-то другое: что без страданий жизнь поэта и что без бури океан! Переводчик Александр Ливергант в своем предисловии предупреждает, что все то, что принято называть «творческой лабораторией», в дневниках Во, как правило, за семью печатями, но какой же русский не понадеется своей проницательностью взломать английские печати, как русский Левша сумел обездвижить английскую блоху.
Да, юный Ивлин пишет с чисто английской невозмутимостью даже о бомбежках 1915 года: «Услышали разрывы двух бомб, а потом забили пушки на Парламент-Хилл, и цеппы (цеппелины. – А.М.) в клубах дыма убрались восвояси – убивать других детей». И о мальчишеской драке: «В ход оба пускали и руки, и ноги, но победителем вышел я». Но церковная служба пробуждает уже и сарказм: «Скучно. Единственная отрада – смотреть, как падают в обморок ученики младших классов».
В 17-летнем возрасте же появляются саркастические суждения и о демократии: старуха крестьянка собирается голосовать за консерваторов, потому что куры ее соседки-лейбористки выклевали у нее всю зелень, – «вот, если вдуматься, от чего зависят министры и министерства. Это и есть настоящая демократия». А затем и о литературе: «Пока мы ели, наш щенок тоскливо выл в ванной, и отец сказал: «Он несчастлив и хочет нам об этом дать знать. Ну чем не писатель!»
Однако сам Во сделался писателем совершенно иного склада, унылую, чтоб не сказать – занудную сторону своей натуры похоронив в дневниках. В Париже вместе с приятелем, таким же юнцом, красивый 22-летний Ивлин отправляется в бордель. Им предлагают des petits enfants. К нему подсаживается юноша в наряде египтянки, обнимает за шею и принимается лобзать. «Мне он приглянулся, но 300 франков, которые запросил за него хозяин, в высшей степени любезный молодой человек во фраке, я мог бы потратить с большей пользой. …Я предложил, чтобы мой парень у меня на глазах развлекся с громадным негром, тоже находившимся в комнате. Однако, когда мы втроем поднялись этажом выше и мой молодой человек улегся в предвкушении негритянских авансов на потрепанный диван, – выяснилось, что стоимость и этого аттракциона сильно завышена. Присутствовать при затянувшемся споре Билла с хозяином мне скоро надоело, я взял такси, вернулся в гостиницу и улегся в постель непорочным. И нисколько об этом не жалею».
 |
| Ивлин Во.
Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным / Пер. с англ. А. Ливерганта. – М.: Текст, 2014. – 398 с. |
Но это еще что, он и приближение новой мировой войны встречает с полным хладнокровием.
«Воскресенье, 6 августа, 1939 года: Война, кажется, становится неизбежной. С каждым днем Алек все больше погружен в себя и сосредоточен на своей работе.
Вторник, 22 августа 1939 года: Россия и Германия заключили Пакт о ненападении, и теперь откладывать войну нет уже никакого резона.
Пятница, 25 августа 1939 года: Судя по новостям, на мир рассчитывать не приходится. …Трудился над романом – идет неплохо.
Воскресенье, 27 августа 1939 года: Склоняюсь к тому, чтобы пойти в армию рядовым. Лорино финансовое положение лучше, чем у большинства жен, а если бы мне удалось сдать на время войны дом, оно бы упрочилось еще больше. Интересно, через 30 лет я по-прежнему буду писать романы? (Он спокойно размышляет о том, что будет через 30 лет, на пороге страшной войны, куда намеревается отправиться рядовым! – А.М.)
Воскресенье, 17 сентября: Последние дни очень тягостны. Все идет к тому, что Великобритании будет нанесен совместный удар Россией, Германией и Японией, а возможно, и Италией; Франция будет перекуплена, Соединенные же Штаты будут сочувственно наблюдать за происходящим из-за океана. Если бы мне не надо было копаться в саду, умер бы со скуки.
Понедельник, 25 сентября 1939 года: Весь день готовлю сад и дом. Газеты смакуют захват русскими польских земель на востоке, как будто для наших союзников, которых мы призваны защищать, это более тяжелый удар, чем наступление немцев на западе. На довод итальянцев, что мы, дескать, сами себя наказали, не объявив войну России, ответить нечего.
Суббота, 25 ноября 1939 года: Пошел на медкомиссию… Я не разобрал не только букв, но и строчек… «А сутулый-то какой! Зубные протезы носите?» …Обследован и признан негодным… «А впрочем, задания вы будете большей частью выполнять в темноте»… Свой выбор я остановил на морской пехоте и ушел в отличном расположении духа».
Британию можно поздравить с такими гражданами, но можно ли поздравить морскую пехоту с такими солдатами?
«Вторник, 28 ноября 1939 года: Странно было видеть подобные экземпляры в отборных частях, призванных быть несокрушимыми». А мы-то думали, что только у нас гребут всех подряд… И кстати, у нас писателей его ранга отправляли по армейским газетам, а то и в саму «Красную Звезду», где работал даже Андрей Платонов. Или в Англии считали, что для газет довольно и газетчиков?
«Четверг, 15 февраля 1940 года: Все делается кое-как. Счета за еду неоправданно растут… Да и снабжение продовольствием оставляет желать лучшего… Хуже же всего то, что по инициативе сверху ничего не делается, чтобы нам лучше жилось, всего приходится добиваться снизу… Пока же вспыхнувший было искренний энтузиазм гаснет». Но по крайней мере там нет дедовщины, офицеров приглашает на обед сам командир бригады и беседует с ними совершенно по-свойски: «Уж я-то своих людей держал крепко. Если ко мне приводили провинившегося, я ему говорил: «Выбирай: или военно-полевой суд, или сам тебя накажу! (И это британцы с их обостренным чувством законности и собственного достоинства! – А.М.) И они всегда предпочитали, чтобы наказывал их я. Всыплю от всей души десяток-другой розог, и хорош. Моя рота считалась в полку образцовой». А в мае 40-го тот же бригадир разъясняет, что французы «давно бы сдались, если бы Черчилль их не подбодрил: «Не можете остановить их танки? Но выходят же иногда их танкисты по нужде, верно? Вот тогда и перестреляйте их всех до одного». «По всей вероятности, этот простой совет так воодушевил французов, что сдаваться они раздумали», – Ивлин Во комментирует и этот мудрый совет с полной невозмутимостью.
Как и все прочее: «Старшие офицеры пьют без просыпу»; «сейчас самое важное не вести боевые действия, а отвлечь народ от раздумий. А потому препятствия, которые чинятся войскам интендантскими службами, штабами и т.д., очень ценны».
Во и о боевых действиях пишет так же невозмутимо. Равно как и о более интимных предметах: «Грустно, что порнография в последнее время перестала доставлять удовольствие, теперь детородный орган возбуждается только от проявления жестокости». Или: «Присутствие моих детей утомляет и угнетает меня». А о творчестве ни полслова. И все-таки в его «творческую лабораторию» можно заглянуть не через то, что есть в дневнике, а через то, чего в нем нет: нет лирики, живописи, пейзажей, любви к детям – может быть, их негусто и в его художественном творчестве? Надо будет перечитать.
