Андрей Мартынов
Книга современной исследовательницы жизни и творчества Сологуба Марии Савельевой подробно реконструирует биографию автора «Навьих чар» Федора Кузьмича Тетерникова (1863–1927; Сологуб – литературный псевдоним, позже ставший официальной фамилией). Детство, учебу в Учительском институте, работу преподавателем в «медвежьем углу» – городке Крестцы Новгородской губернии.
Тогда же появляются первые литературные опыты. По справедливому утверждению биографа, «это еще в большей степени стихи педагога, а не поэта». Впрочем, довольно скоро Сологуб находит себя, свои темы. Им создаются знакомые читателям стихи с эстетизацией смерти, богоборчеством, имморализмом. Одновременно Федор Кузьмич выступает и как прозаик (дебютный роман «Тяжелые сны»). В спорте есть понятие быстрого старта – достижение высокой скорости за максимально короткое время. Когда размышляешь о творчестве Сологуба, невольно приходит подобная «спортивная» аналогия. В принципе это признавали уже современники писателя, незнакомые с недолгим периодом ученичества. Поэтому зачастую с иронией они утверждали, что Сологуб уже родился стариком.
При этом было бы ошибкой считать, что, достигнув определенной высоты, писатель – воспользуемся еще одной «спортивной» аналогией – «держал планку». Савельева обращает внимание, что после успеха «Мелкого беса» публика рассчитывала, что последующие романы будут не хуже. Поэтому появление «Творимой легенды» или «Слаще яда» вызывало разочарование читателей и части критики и, как следствие, болезненную реакцию задетого за самолюбие автора, не желавшего быть «Смертяшкиным», как его остроумно высмеял Максим Горький.
Помимо творческой эволюции имели место философские и общественно-политические искания писателя. Дело в том, что Федор Кузьмич не играл роль богоборца, как многие «имморалисты» Серебряного века, а искренно проживал ее. Не менее искренне он переживал ее следствие – свое богоотступничество: «Уж храма Божьего бегу я,/ Лишь поневоле иногда/ С досадной думою вхожу я,/ И чуть не плачу от стыда».
Несмотря на столь пристальный интерес к философским вопросам, Сологуб живо интересовался политикой и был достаточно оппозиционно настроен по отношению к царской власти (сборник стихов «Соборный благовест», цикл рассказов «Политические сказочки»). Правда, в отличие от членов ряда радикальных партий (большевики, левые социалисты-революционеры) и части общественного мнения, его оппозиционность не распространялась на внешнюю политику – поэт не был «пораженцем», более того, всегда желал победы.
В дальнейшем, после Октябрьского переворота, он изменил свои оценки некоторых идей, которые ранее с горячностью отстаивал. Так, если до революции Сологуб поддерживал и лично участвовал в проектах организаций, выступающих за отмену законов, дискриминирующих евреев, то после захвата власти большевиками в поэзии автора «Жала смерти» появляются явные антисемитские нотки: «Еще гудят колокола,/ Надеждой светлой в сердце вея,/ Но смолкнет медная хвала/ По слову наглого еврея./ Жидам противен этот звон,/ – Он больно им колотит уши,/ И навевает страхи он/ В трусливые и злые души». Странно и горько читать эти строки рядом с таким шедевром тех же годов: «Подыши еще немного/ Тяжким воздухом земным,/ Бедный, слабый воин Бога,/ Странно зыблемый, как дым».
Впрочем, и герой стихотворения Дон Кихот (любимый персонаж Сологуба) ошибался. А в данном случае и быстрый старт не уберег от падения. Все-таки спорт и поэзия несовместимы.
