Без боя

Русская «передовая» интеллигенция все-таки слушала Герцена. Николай Ге. Портрет А.И. Герцена, 1867. М., ГТГ

Книга профессора, литературоведа Александра Николюкина – непростая книга. Читать ее нужно медленно, по главам, с перерывами на осмысление и усвоение прочитанного. Написана она простым и легким языком, но это только кажется на первый взгляд, что прочесть ее можно за один вечер, не тут-то было – вы будете ее читать и перечитывать, и будут возникать все новые мысли и ассоциации: с собственным опытом общения с классической литературой, с собственными воспоминаниями детства и т.п. Эта книга озадачивает и удивляет своего читателя.

Содержание выстроено так, что сначала речь идет о классике, а в конце автор описывает свои детские воспоминания о Воронеже, связанные опять же с классикой – с именами Мандельштама, Ахматовой, Платонова. Николюкин объясняет, почему Воронеж был отдан немцам без боя. По мысли автора как очевидца этих событий, естественно предположить, что «заранее было дано распоряжение сдать город, чтобы не иметь у себя за плечами, если бы фронт остановился по Дону, огромное население города, которое надо было бы кормить и проч. в условиях фронта (как в случае с Ленинградом). А так все проблемы, связанные с населением, возлагались на немцев... В закрытых до сих пор архивах истории войны остается еще немало загадок».

Александр Николюкин.  Наедине с русской классикой.  – М.: РАН ИНИОН, 2013. – 442 с.

Книга начинается со статей о Пушкине, Лермонтове, Гоголе. Затем автор переходит к литературе Серебряного века (он начинает рассказ о писателях начала ХХ века со статьи о понятии «Серебряный век») и русского зарубежья (Гиппиус, Мережковский, Набоков). Затем следуют статьи о классике советской литературы. Однако это не просто статьи. Это взгляд на классическое наследие одновременно с нескольких точек зрения: с точки зрения детского восприятия; с позиции исследователя-литературоведа, работающего с первоисточниками и архивными материалами, которому непременно хочется докопаться до истины; сквозь призму прочтения русской классики Розановым, ставшим на многие годы научным и творческим собеседником Александра Николаевича. Автор во всем стремится разобраться, во всяком месте, где вопрос, загадка. Он поднимает письма, дневники и т.д., чтобы понять, прокомментировать «темное» место.

Даже воспоминания детства в Воронеже прямо связаны с чтением классики: «Замирая от страха, читал я в детстве, до войны, гоголевского «Вия»... Такой же мороз по коже испытал я летом 1942 года, когда немцы вошли в мой родной город Воронеж. Прячась от бомбежек в подвале под домом, я читал «Мертвые души», главу за главой… Страх, гоголевский страх, охватывал душу при виде всего, что совершается дома. В оставленном властями без защиты городе, полном народа, проявились все гоголевские страсти – от плюшкинского скопидомства до ноздревского рвачества и безалаберности».

Три кита Николюкина – русская классика, американская филология и Розанов. Можно даже сказать, что вся его книга – это русская литература сквозь очки Розанова. Василий Розанов – это тот центр, в который как будто стягиваются все пути русской классики. Николюкин создает единую картину мира в восприятии связей русской и зарубежной литератур. Он показывает, как постепенно Тургенев и другие русские писатели «шли» на Запад, и там, нам Западе, шаг за шагом открывали нашу литературу.

Не забывает автор и о классиках критической мысли России. Особенно мне понравилась глава о Каткове и его переписке с Герценом. Автор обратился к неисследованной стороне деятельности Каткова, историческая роль которого «определяется прежде всего тем, что он первый во время реформ 1860-х годов выступил с критикой антирусских тенденций в писаниях Герцена в «Колоколе» и нигилистов-революционеров…». По словам ученого, «Катков глубже, чем кто-либо в то время, понял суть грядущего «коммунизма» и пытался бороться с этой идеей, хотя русская «передовая» интеллигенция была склонна прислушиваться к голосам Герцена и иже с ним».