Литературный урожай

В конце нынешнего года в Москве отмечается двойной «тимирязевский» юбилей. 90 лет назад Сельскохозяйственной академии присвоили имя Климента Аркадьевича Тимирязева и в те же дни 1923 года на площади Никитских ворот установили памятник этому ученому работы скульптора Сергея Меркурова. Казалось бы, какое отношение эта дата имеет к литературе, к книгам? Да самое прямое. Ведь места, где находится главный российский вуз по подготовке агрономов, вполне литературные.

Начнем с титанов российской словесности. Лев Николаевич Толстой не раз бывал в имении Петровское-Разумовское, где в 1865 году открыли сельхозакадемию. Он даже с этим учебным заведением «породнился»: один из сыновей писателя, Сергей Львович, взял в жены дочь директора академии Марию Рачинскую. Кроме того, в имении Разумовских во время одного из визитов Лев Толстой нашел прототип Пьера Безухова.

Чехов любил ловить бабочек в парке академии. Современники вспоминают, что писателя можно было часто увидеть там с сачком в руках, увлеченно пробирающимся сквозь кусты.

Достоевский – это целая страница в летописи академии. Причем страница довольно мрачная. Нет, Федор Михайлович здесь не учился и не преподавал (у него была другая специальность: инженер). Возможно, он даже и не бывал никогда на территории академии. Но он, как и многие в России, был потрясен убийством студента Ивана Иванова, случившимся в 1869 году в академическом парке, под сенью старинного грота. Дело в том, что в академии с момента ее создания установились весьма либеральные порядки. И как следствие – возникли кружки революционного направления. Действовала там и ячейка тайного общества с «добрым» названием «Народная расправа». Его лидер Сергей Нечаев однажды от имени народа расправился с одним из членов организации, отказавшимся выполнять революционное задание – расклеивать в академии возмутительные листовки. И фанатик Нечаев решил наказать «бунтовщика» для сплочения и устрашения других, а заодно и для укрепления свой власти. Иванова заманили в укромный грот, где якобы был спрятан типографский станок, и там впятером задушили удавкой. Одним из сообщников Нечаева был Иван Прыжов, который – вот совпадение! – родился в той же Мариинской больнице для бедных, что и Федор Достоевский. (Как сообщают справочники, Прыжов «наибольшую известность приобрел своими трудами по истории кабачества и нищенства»).

Тело несчастного Иванова бросили в пруд на территории Петровской земледельческой академии – именно так она в то время называлась. Всплывшее вскоре тело доставили в полицейский участок. Конспираторами нечаевцы оказались плохими: труп они обернули в нагруженное кирпичами пальто одного из убийц, забыв в кармане документы. Не нужно быть Эрастом Фандориным, чтобы по такой улике найти душегубов. Четверых схватили быстро, Нечаев же, словно Дубровский, скрылся за границу. Оттуда его, впрочем, вскоре выдали, и непримиримый автор «Катехизиса революционера» кончил дни в Петропавловской крепости, успев перед смертью распропагандировать своих тюремщиков. А нелегальные кружки в Петровской академии позакрывали.

Жестокостью членов «Народной расправы» были возмущены многие. Надо полагать, негодовало и руководство академии: как же так, в стенах вуза, где готовят специалистов столь гуманной профессии, свили гнездо настоящие террористы! Достоевский, как известно, всегда жадно читал криминальную хронику. К тому же о подробностях «нечаевского дела» он знал не только из газет, но и из рассказов брата жены – Ивана Сниткина, студента Петровской академии, который лично знал и самого Иванова, и некоторых его убийц. Трагедия в гроте послужила для Достоевского толчком к написанию романа «Бесы». В нем сцена убийства Шатова – это расправа над Ивановым в художественно переосмысленном виде.

После суда над нечаевцами и выхода романа грот в парке стал местом паломничества «неблагонадежных элементов», и руководство академии, от греха подальше, распорядилось его разрушить. Некоторые гиды то ли этого не знают, то ли для пущей эффектности приводят экскурсантов к другому гроту, более поздней постройки. И рассказывают там истории, леденящие кровь. Но ни к убийству Иванова, ни к Достоевскому это место не имеет отношения.

«Кузница российских агрономов» в разные годы буквально приманивала к себе писателей. Поэт Алексей Апухтин бывал здесь у своего родственника-преподавателя. Константин Паустовский работал кондуктором на трамвае-паровичке, ходившем из центра Москвы до академии: этот эпизод он позже описал в повести «Книга о жизни». Михаил Пришвин слушал здесь лекции, да и вообще первые написанные им книги были научно-агрономического содержания. Владимир Короленко (не путать с Псоем Короленко!) учился в академии, и приобретенные в ее стенах знания пригодились ему в творчестве. Преподававший здесь долгие годы экономист-аграрник Александр Чаянов был по своей второй профессии талантливым писателем-фантастом.

Владимир Маяковский в первые дни после приезда из Грузии в Москву жил с семьей в одном из корпусов академии. Через несколько лет, уже студентом, Маяковский приезжал сюда на этюды с 17-летней начинающей художницей Верой Шехтель, дочерью знаменитого архитектора (ею поэт был в ту пору увлечен). А в конце 20-х годов он написал стихотворение, навеянное выставкой первых советских тракторов в Тимирязевке.

Другой поэт той поры, Валерий Брюсов, писал о Лиственничной аллее – самом живописном месте в академии: «Зимой эта аллея не пропускает вьюгу, хоть и проходит через поля. Весной она насыщенна ароматами смолистых почек лиственниц. Жарким летом от хвойных ветвей идет спасительная тень. Осенью дорожки засыпаны желтыми иголочками хвои…»

Даже у выдающегося почвоведа, выпускника, а впоследствии ректора академии Василия Вильямса можно обнаружить «литературные корни»: его отец, американский инженер-путеец, был родственником Джека Лондона.

Литературные ассоциации вызывает и фамилия архитектора, построившего в конце 20-х годов несколько общежитий и хозяйственных корпусов академии. Евгений Шервинский был мастером утилитарной архитектуры, но здания, построенные им, отличались изобретательностью и необщим выражением фасадов. Он проектировал жилые дома на Дубровке, близ автозавода в Кожухово, в рабочем поселке Дангауэровка. Кроме того, Шервинский много лет работал в Московском управлении трамваев, для которого выполнял проекты общежитий, домов отдыха, проектировал трамвайные павильоны, разработал дизайн вагонов. Его родной брат, Сергей Шервинский, был известным поэтом и переводчиком старинной литературы. Именно в его переводах мы и сегодня читаем Софокла, Еврипида, Вергилия, Гете, Ронсара, средневековых армянских поэтов. Его стихотворный перевод «Слова о полку Игореве» многими литературоведами признан лучшим. Выпускник знаменитой Поливановской гимназии на Пречистенке, Шервинский прожил почти 100 лет: родился при жизни Александра III, а умер в год распада Советского Союза.

Московская сельскохозяйственная академия создавалась для того, чтобы ее выпускники умели выращивать рекордные урожаи. Но попутно, как мы видим, кое-что выросло и на нивах русской словесности.