Происшествие с головой

Берегите головы! Алексей Егоров. Античные головы. Начало 1800-х. ГТГ

Хотя рассказ крокодильца Грамена и называется «Происшествие с головой», однако по сути дела ничего не случилось – оказалось, что управлять конторой можно и так… без этого самого предмета! Разумеется, сатирик не замахивался на какие-то далекие обобщения и хотел высмеять советских бюрократов низшей ступени – а другого при советском режиме и не дозволялось. Однако помимо воли автора безголовое руководство страной было явлением обычным – большевики с подозрением относились к спецам с образованием и доверяли бразды правления надежным кадрам от станка или от сохи. Происхождение и партбилет в кармане были надежной лестницей для карьеры. Я сам уже после войны в 50-х годах застал в Самарканде, городе вузов и научных учреждений, таких выдвиженцев и об одном из них написал фельетон «Руководящий невежда» – он на всех документах в левом верхнем уголке ставил одну и ту же резолюцию «Бух. оплатить». Думаете, его, руководителя «Союзпечати», после выступления газеты отправили в дворники или сторожа? Ничуть не бывало – он уже состоял в номенклатуре обкома партии и ему доверили какую-то другую контору.

Чтобы не затеряться среди тысяч своих однофамильцев, Николай Константинович Иванов (1885–1961) придумал себе псевдоним Н. Грамен, тем более что из с. Лебяжье Семипалатинской губернии, где он родился в 1885 году, вышел еще один писатель-однофамилец – Всеволод Иванов.

Первые публицистические выступления Иванова в 1905 году заметил и одобрил Горький. Затем его судьба свела с Маяковским в «Окнах РОСТА». Иванов-Грамен был одним из организаторов и активных сотрудников «Крокодила», в котором печатался под этим псевдонимом до своей кончины в 1961 году. В 1928–1930 годах был вместе с Феликсом Коном соредактором журнала «Крокодил». В юмористических библиотеках вышло с десяток небольших сборников сатиры.

Рафаэль Соколовский

Николай Грамен

1.

Мая, неизвестного числа, случилось происшествие, во многом подобное тому, которое описано Гоголем в повести «Нос». Гоголь рассказывал, что у коллежского асессора Ковалева пропал нос, а в данном случае о пропаже носа не может быть и речи, потому что происшествие случилось с нашим заведывающим. Согласитесь сами, что заведывающему оставаться без носа совершенно неудобно: это могло бы дать повод к превратным толкованиям, и хотя в общем такие случаи надо считать не позором, а несчастьем, но все-таки… Да и, наконец, с какой стати советские литераторы будут брать в основу подобные происшествия? Я понимаю, можно взять и Луну с правой стороны, и Собачий переулок (повести «Луна с правой стороны» Малашкина и «Собачий переулок» получили скандальную известность за изображение половой распущенности среди молодежи и подверглись резкой критике; между тем проповедь свободной любви Александры Коллонтай такой реакции не вызвала. – Р.С.), и мощи… ну да и довольно же, наконец!

Одним словом, короче говоря, нос в нашем случае решительно ни при чем. До такой степени ни при чем, как будто бы его даже вовсе и не было, хотя, с другой стороны, он, несомненно, был. Дело в том, что та часть тела, про которую… Но лучше уж рассказывать все по порядку.

Мая, вышеуказанного числа, заведывающий нашим отделом тов. Стаканчиков проснулся в недурном расположении духа. Понежившись минут с десять, он преодолел приятную утреннюю лень и решил – понятно, не без колебания – отделить голову от подушки. Однако, к величайшему удивлению тов. Стаканчикова, от подушки отделились только его плечи и шея, головы же никакой даже и не оказалось.

Тов. Стаканчиков в ужасе взмахнул руками и хотел было схватиться ими за голову, но руки сомкнулись в воздухе, не встретив на своем пути ни малейшего сопротивления: головы не было, не было даже намека на голову – над шеей было совершенно пустое место (!), ничем не заполненное.

– Черт знает, что такое! – выругался про себя тов. Стаканчиков. – Уж хоть бы какое-нибудь подобие кочана капусты торчало бы вместо головы, или тыква сидела бы, а то… Нет, такое обстоятельство кого угодно может взбесить! Это… это черт знает, что такое!

И сказал вслух, но глухо и жалобно:

– Маня, а Маня! Ты еще спишь?

Маня, жена тов. Стаканчикова, потянулась на кровати, громко зевнула и произнесла без всякого сочувствия в голосе:

– Ну, чего еще надо? Никогда поспать не даст человеку!

– Манечка, – все так же глухо продолжал тов. Стаканчиков, – я, видишь… Ну, словом, как говорится, пропала моя головушка… Короче сказать, я, кажется, совсем голову потерял, Манечка!

Маня села на кровати, протерла глаза, еще раз зевнула и сказала:

– Оч-чень хорошо! То есть просто каторга мне с тобою какая-то, а не жизнь! Я не знаю, как у меня еще голова на месте при такой жизни! Сознайся? Вечером не на заседании был, а на бильярде дулся в Деловом клубе?

– То есть при чем же тут игра на бильярде? – обиделся тов. Стаканчиков. – Бильярдные шары сделаны из слоновой кости, было бы тебе известно, и с головой моей не имеют даже приблизительного сходства!

– Поговори еще у меня! Не понимаю даже, как ты можешь еще разговаривать после таких своих фокусов!..

– Я сам не понимаю, – робко сказал тов. Стаканчиков. – Очевидно, у меня был скрытый дар чревовещания, который теперь неожиданно проявился. Потому что, сама посуди…

Но тут все происшествие закрывается туманом, – и что было дальше между супругами, никому не известно.

2.

Да, чепуха совершенная делается на свете! Иногда вовсе нет никакого правдоподобия: голова, которая должна была бы выполнять предначертанную ей работу, вдруг оказывается в… Впрочем, если уж рассказывать, то по порядку.

В день описанного происшествия тов. Стаканчиков явился на службу с некоторым опозданием, но никто никакого значения этому не придал: мало ли что могло задержать человека? То обстоятельство, что тов. Стаканчиков стал вдруг ниже ростом, тоже не вызвало особых толков и пересудов, и никому не дало повода умозаключить, будто тов. Стаканчикова снимают с должности или вызывают для объяснений. Словом, обычное течение учрежденческой работы ничем не нарушилось, и деловая обстановка нисколько не пострадала.

Но тов. Стаканчиков не мог на этом успокоиться. Тов. Стаканчиков вызвал к себе в кабинет своего помощника и сказал необычно взволнованным тоном:

– Это… это черт знает, что такое! Или тут обычные штучки месткома, или под меня в моем же учреждении кем-то ведется подкоп. Иначе я не могу себе объяснить!

– Чего именно? – спокойно и, как показалось тов. Стаканчикову, язвительно спросил помощник.

– А вы сами не знаете? Не видите? Не догадываетесь?.. Где моя голова, позвольте осведомиться? Голова моя где, спрашиваю я вас?

Помощник выразил на лице удивление и ответил:

– То есть как же так, где?.. В нормальном очередном отпуске, насколько мне известно!

– На каком же, позвольте спросить, основании? Отпуском мог бы воспользоваться я, как трудящийся и перегруженный человек, но голова в отпуске – это уж, знаете, что-то такое!

Помощник развел руками.

– Ничего нельзя было сделать. Трудились, конечно, вы, но, принимая во внимание, что она числилась, и притом свыше пяти с половиной месяцев, отказать не было оснований. И местком поддержал, потому что по форме – правильно… Да, наконец, вы же сами подписали!

Тов. Стаканчиков хотел было потереть себе лоб, но из этого ничего не вышло. Беспомощно пошевелив в воздухе пальцами, он спросил:

– Но как же я мог подписать? Ведь была же у меня на плечах голова!

– Да что ж, собственно, голова? – сказал, склонив голову на бок, помощник. – Дело тут, собственно, в подписи руки, – принимая же во внимание, что по форме ходатайство было правильным, вы едва ли могли бы не подписать. И вообще…

Тут он придал голосу характер конфиденциальности и добавил:

– Вообще, говоря между нами, напрасно вы придаете этому инциденту значение. Что же голова? Конечно, фигурально выражаясь, можно сказать, что без нее, как без рук, но ведь это – только фигурально. Без рук даже и бумагу подписать невозможно, так что же? Аппарат у нас налажен, порядок прохождения бумаг проработан во всех подробностях, и будь у кого-нибудь голова хоть семи пядей во лбу…

– Так что вы думаете? – перебил тов. Стаканчиков.

– Полагаю, – твердо сказал помощник, – что можно бы даже сократить без ущерба для дела. Конечно, в целях соблюдения формальностей приказ надо будет пометить датой возвращения из отпуска, но уж об этом позаботится аппарат.

3.

На этом месте происшествие опять окутывается туманом, и чем, собственно, кончилось дело – понять нельзя.

Некоторые утверждают, что и с самого начала ничего нельзя было понять и что, по-видимому, произошла какая-то путаница в бумагах. По мнению других, наоборот, дело носит характер совершеннейшей ясности: вся история, дескать, была выдумана для того, чтобы незаконно сократить дельного секретаря заведующего, а на его место принять родственницу помощника. Третьи утверждали, что тут вообще какой-то недопустимый бюрократизм, а четвертые…

Но в конце концов какое нам дело до третьих и четвертых? В рассказе, правда, есть кой-какие неясности и даже нелепости, однако же по форме он правилен. А по существу…

Ну да нельзя же во всяком случае докапываться до существа! Этак действительно никакой головы не хватит.

Журнал «Крокодил», 1928 г.