Политолог-символист

В общественном сознании укрепился стереотип о Валерии Брюсове (1873–1924) как о холодном эстете, который в силу политической беспринципности легко принял новую, коммунистическую власть.

Современный историк отечественной литературы Василий Молодяков (Москва–Токио), подготовивший том статей поэта, опровергает устоявшееся мнение о знаменитом символисте. Сборник содержит отклики Брюсова на политическую жизнь Европы, события Русско-японской и Первой мировой войн, деятельность Временного правительства и все тот же большевизм.

Да, действительно, Брюсов, как и большая часть элиты Серебряного века, в молодости испытывал некоторые левые иллюзии. Можно вспомнить мемуары о другом поэте той эпохи – Николае Гумилеве. Современники признавались, что их удивлял монархизм Николая Степановича, его желание идти на фронт, защищать отечество. Лояльность власти была чем-то вроде дурного тона. Вот только смута 1905 года внесла коррективы в картину мира Валерия Яковлевича. Деструктивность левых политических элит, кровь и жестокость революционного протеста заставили Брюсова пересмотреть взгляды – он становится государственником. Ирония судьбы, но будущий коммунист (поэт вступил в партию в мае 1920 года) в то время выступал жестким критиком Ленина. В ответ на не доброй памяти работу Ленина «Партийная организация и партийная литература», ставшей в дальнейшем теоретической основой цензуры в Советском Союзе, он откликнулся статьей «Свобода слова». Ленин утверждал, что абсолютной свободы печати быть не может, ибо «свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная зависимость от денежного мешка». Иллюзии буржуазной свободе он противопоставлял «партийную литературу и ее подчинение партийному контролю». Кажется, именно в этом тексте коммунисты впервые заговорили о литературе как о «колесике и винтике» «общепролетарского дела». Брюсов справедливо обращал внимание, что в словах Ленина меньше всего «истинной любви к свободе», ибо он «свободе слова противопоставляет свободу союзов», то есть образований, связанных партийной дисциплиной. Валерий Яковлевич с грустью иронизировал: «Отсюда один шаг до заявления халифа Омара: «Книги, содержащие то же, что Коран, лишние, содержащие иное – вредны».

Впрочем, государственничество Брюсова не делало его в отличие от все того же Гумилева монархистом. В те годы, когда власть показывала свою слабость (поражения Русско-японской войны), отношение Валерия Яковлевича к самодержавию было довольно критическим.

За лояльность власти художник порой расплачивается творчеством... Андрей Рябушкин. Пожалован шубой с царского плеча. 1902. Государственный Русский музей

Молодяков опровергает утверждение, что сразу после Октябрьского переворота Брюсов начал сотрудничать с новым режимом. Первые контакты (точнее, переговоры) с властью датируются, по мнению исследователя, маем 1918 года. Собственно, служба Валерия Яковлевича начинается не ранее июня того же года. В значительной степени его деятельность не противоречила столь любимой ему государственности. В рамках возможного (Брюсов служил в комиссариате просвещения) спасти памятники культуры, защитить ученых, писателей... Да, за это надо было платить лояльностью, в том числе и творчеством. Но, читатель, так ли уж велика цена, если в обмен умирающий от голода художник получал паек или работу, а подлежащий сносу памятник сохранялся?

У немцев есть поговорка «Когда садишься есть с дьяволом – запасись длинной ложкой». Иначе обманет. Сложно сказать, насколько успешной была игра Валерия Яковлевича с большевиками. Сумел ли он их переиграть. Но то, что ему удалось спасти людей, – несомненно.