От Петра до Октября

Михаил Карпович. Лекции по интеллектуальной истории России.
– М.: Русский путь, 2012. – 352 с.

Михаила Михайловича Карповича часто называли одним из самых выдающихся русских историков в Америке. Пожалуй, для всех, кто так или иначе интересуется историей русского зарубежья, имя Карповича (1888–1959) прежде всего ассоциируется с «Новым Журналом», которым он руководил в Нью-Йорке. Сначала как соредактор, а потом, почти 15 послевоенных лет, и как главред.

«Новый Журнал» для российских изгнанников означал, наверное, примерно то же, что для России ХIX века «Современник» Некрасова или для советского общества эпохи оттепели «Новый мир» Твардовского. Издание, печатавшее лучшие произведения русской литературы, литературно-критические обзоры, наследие классики. «Новый Журнал», подобно своему предшественнику «Современным запискам», выходившим в Париже, держал руку на пульсе поэзии, прозы и исторических исследований русского зарубежья. И во многом благодаря Карповичу, позволявшему на страницах своего издания сталкиваться полярным мнениям.

Убежденный классический либерал, он считал свободу дискуссий основой развития духовной жизни любого общества. Именно в палитре столкновений всего многоцветья противоположных направлений общественной мысли и представлен его курс лекций по интеллектуальной истории России ХVIII – начала ХХ века, который он прочел в Гарварде весной 1955 года.

Лекции эти стали основой для формирования целой школы славистов и историков России, однако, насколько я знаю, не издавались. Сам Михаил Михайлович смотрел тексты, записанные на магнитофон с последующей расшифровкой, но серьезно отредактировать не успел. Стенограмма сохранилась у сына историка, Сергея Михайловича Карповича, и в результате долгих мытарств в конце концов она была частично подготовлена к печати. Огромную роль в этом сыграли ученик Карповича американский исследователь Мартин Малиа и замечательная просветительница, главный редактор парижской газеты «Русская мысль» Ирина Иловайская-Альберти. Но до фундаментального, по всем классическим канонам подготовленного издания было еще далеко. Предстоял нелегкий труд. Надо было восстановить для комментариев издания, которыми пользовался автор, в ряде случаев правильно передать плохо записанные с магнитофона фамилии. Однако переводчики Александр Кырлежев и Елена Мохова, а также составитель фундаментальных комментариев Павел Трибунский, вне сомнения, справились со своей непростой задачей. Результатом и стал выход в московском издательстве этой книги.

Русская монархия ничего общего не имела, считал Карпович, с тоталитарной властью Сталина. Илья Репин. Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года. 1901–1903. Санкт-Петербург, Русский музей

25 глав – 25 лекций. Период борьбы идей в России со времен Петра Великого по 1917 год. Дав в завершение обобщающую характеристику Ленину и большевизму, автор закончил следующими словами: «Того мира, к которому я принадлежал, больше не существует. Что бы ни произошло с Россией в будущем, безусловно, это будет не то, что было прежде, – есть вещи, которые не могут воскреснуть». И в заключение так охарактеризовал общую ситуацию на своей родине: «Навязанное силой единообразие есть очевидный регресс… В культурном отношении большевистская революция означала для России культурную реакцию».

Пушкин и декабристы, славянофилы и Герцен, Бакунин и народники, Чаадаев и те, кого Карпович обобщил под термином «национализм»: Данилевский, Катков, Победоносцев, Леонтьев, Плеханов и Владимир Соловьев, – «Вехи» и большевики проходят по страницам книги. Каждому представителю того или иного течения принадлежит отдельный раздел. Карпович разворачивает огромное полотно истории российской общественной мысли.

Причем поскольку он делал это для американских слушателей, ему многое приходилось объяснять с нуля. Именно с этим связан ряд случаев, когда он сравнивает российских мыслителей с их европейскими коллегами по цеху, показывает, насколько сильно было влияние «западных ветров», к примеру, идей Просвещения или немецкого сентиментализма на поиски истины в России. Основной вехой при рассмотрении идей любого мыслителя для Михаила Михайловича было отношение к свободе. На широком историческом фоне он показывал, как прорастали побеги либерализма сквозь российскую действительность. Он был убежден, что Октябрь не являлся неизбежностью, и проводил прямую линию преемственности от разрушительных мечтаний Бакунина и утилитаризма Чернышевского и Писарева к диктатуре Ленина.

Историк был убежден, что только сами россияне смогут победить большевизм, изжить его, и никакие иностранные вмешательства здесь не помогут. Карпович никогда не отождествлял русскую монархию и тоталитарную власть Сталина. Различие между авторитаризмом и тоталитаризмом было для него более чем существенно, и в этом он всегда расходился с теми, кто считал диктатуру и террор неотъемлемым проявлением жизни русского общества. Один из апологетов свободного выбора для любой личности, Михаил Михайлович всегда верил в победу здравого смысла и сил добра в России.