На всех его холстах

– М.: Центр книги Рудомино, 2013. – 372 с.

К открытию художественных выставок издатели обычно выпускают каталог, реже – иллюстрированную научную монографию. С прерафаэлитами вышел особый случай. В дни работы выставки в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина (кстати, продлится до 22 сентября) вышла в свет большая антология, где стихи английских авторов второй половины ХIХ века перемежаются репродукциями живописцев и графиков того же времени из той же страны. Это не механическое иллюстрирование, а вполне концептуальное переплетение двух видов искусства и даже конкретных созвучных произведений. Некоторые члены Братства прерафаэлитов были в равной степени и художниками, и поэтами (Россетти, Уильям Моррис); другие, будучи только художниками, вдохновлялись поэтическими образами своих современников; порой творческие связи подкреплялись семейными узами… Вот такая неразрывная связь. Книга подобного состава и оформления выходит в России, пожалуй, впервые – равно как и выставка картин прерафаэлитов в нашей стране организована в первый раз. Многие из включенных в антологию стихов ранее на русский язык не переводились, есть здесь и авторы, дебютирующие перед русским читателем. В числе составителей книги – поэты и переводчики Марина Бородицкая и Григорий Кружков. Выполненные ими переводы также вошли в книгу, а Кружков вдобавок написал к ней яркое вступительное эссе.

Книга «Поэтический мир прерафаэлитов» готовилась несколько лет. Помещенные в ней новые переводы – это «выжимка» работы переводческого семинара, организованного в Москве Британским советом. По итогам этих семинаров уже вышли три издания. И вот новая книга, призванная показать (как сказано в предисловии Анны Гениной) «неразрывность связей между живописью и литературой, столь характерную для членов Братства прерафаэлитов и их ближайшего круга».

Здесь представлено целое созвездие выдающихся поэтов Великобритании – и хорошо знакомых российскому читателю, и известных только специалистам. Супруги Роберт и Элизабет Браунинги не были членами Братства, но многие их эстетические устремления совпадали с принципами прерафаэлитов. Есть тут и Альфред Теннисон, чьи стихи послужили сюжетом для многих картин художников Братства. И Уильям Моррис, совмещавший таланты поэта, издателя, иллюстратора, витражиста, дизайнера и романиста (писал утопии в социалистическом духе, благодаря чему был уважаем советскими литературоведами). И Алджернон Суинберн, тонкий лирик исторического склада, которого ценил и переводил Борис Пастернак.

Антология зафиксировала и переход от викторианского стиля в искусстве к модерну. Характерный персонаж этого «промежутка» – Эрнест Даусон (1867–1900), почти не переводившийся прежде в России поэт. Он тоже вдохновлялся творениями прерафаэлитов, но сам пошел несколько иным путем: культ красоты для него был столь же важен, как и утонченный, почти запретный эротизм. «Яркий представитель британского декадентства, – читаем в биографической справке, помещенной в книге. – Стихи Даусона пронизаны меланхолией, тоской по недостижимому идеалу и ощущением, что гибель неизбежна. Основные темы его стихов – неразделенная или утраченная любовь, разлука в смерти, хрупкая и быстротечная чистота ранней юности. Считается, что безответная страсть к двенадцатилетней Аделаиде Фолтинович легла в основу самого известного стихотворения Даусона». Оно и открывает его подборку в книге (рефрен: «Но я не изменял твоей душе, Кинара»).

Большим количеством стихотворений и репродукций представлен в антологии знаменитейший из прерафаэлитов – Данте Габриэль Россетти. На автопортрете 1847 года он – само воплощение художественного духа. Не забыта и его сестра Кристина – самая печальная (по слову Григория Кружкова) из всех английских поэтесс. Ее сонет «В мастерской художника» воплощает главную идею книги – созвучие визуального и поэтического образов, а также кредо прерафаэлитов – наследование традициям средневековой поэзии и живописи раннего Возрождения: «Везде она, на всех его холстах,/ Все та же – сидя, стоя, полулежа,/ За драпировкой, в полумраке ложа,/ И красоту умножа в зеркалах./ Монархиня в рубиновых шелках,/ В зеленом ситце, как весна, пригожа,/ Святая, ангел – но всегда похожа,/ Бессмертный идеал в его глазах…»

Эти стихи навеяны посещением мастерской ее брата, оплакивавшего безвременно скончавшуюся жену, Элизабет Сиддал. Ее образ, ныне признанный «иконой стиля» викторианской эпохи, запечатлен на многих картинах Габриэля Россетти. Он, по собственному признанию, любил писать один и тот же женский тип: «длинные и сильные, почти мужские шеи, тяжеловатые нижние части лица и роскошные, неправдоподобно пышные волосы». Такова «Греза», помещенная на суперобложке книги, такова «Прозерпина», украсившая афишу выставки в Пушкинском музее. Позировала Сиддал и для Джона Миллеса («Офелия»), причем художник, чтобы достовернее передать мертвенную бледность, заставлял натурщицу подолгу лежать в ванне с холодной водой; это, по некоторым сведениям, подкосило ее здоровье и привело к ранней смерти. Эти женщины, подобно француженкам с полотен импрессионистов или испанкам Гойи, стали художественным каноном для Англии второй половины ХIХ века. Вошел этот женский образ и в поэтическую классику.