Фантазии юрисконсульта

– М.: Молодая гвардия, 2013. – 432 с.

Самую подробную на сегодняшний день биографию писателя-фантаста Александра Беляева написал израильский литературовед, знаток русской прозы 20–30-х годов Зеев Бар-Селла (в бытность свою, до 1973 года, советским гражданином – Владимир Назаров). Одна из его предыдущих исследовательских работ была посвящена проблеме авторства сочинений Михаила Шолохова. Вывод Бар-Селлы – Шолохов был «чекистским проектом» и ни одной строчки из произведений, выходящих под его именем, сам не написал. После этой версии об авторе «Тихого Дона» израильский ученый занялся фантастикой – в лице ее главного советского классика. Скажем сразу: сенсационных заявлений типа «Беляев ничего не писал» в книге Бар-Селлы нет. Впрочем, великим мастером художественного слова биограф своего героя вовсе не считает: крепкий добротный беллетрист, выдумщик увлекательных сюжетов, не более. Но секрет литературного успеха этого писателя и его жизненный путь достойны внимательнейшего изучения, убежден Бар-Селла. Для воссоздания биографической канвы Беляева он проштудировал не только все его произведения и всю опубликованную литературу о нем, но даже неизданные мемуары, старые подшивки приключенческих журналов и провинциальных газет. Книга получилась живая и непринужденная, местами игривая и ироничная, в чем-то дискуссионная.

Книга эта – вовсе не об одной фантастике. Она – о писателе в контексте эпохи. А время, когда Беляев начал писать прозу, само по себе было фантастическим. В этом жанре в 20-е годы писали многие авторы традиционной школы. Фантастика была востребована в искусстве, ведь советская власть обещала людям совершить стремительный рывок в будущее, в неведомое. Граждан СССР завораживали технические достижения и утопические проекты жизнеустройства. Так что книги Беляева появились очень вовремя, они были плоть от плоти своей эпохи.

Между тем в молодые годы Беляев и не помышлял ни о чем научно-фантастическом. Родился он в Смоленске в семье настоятеля церкви, учился в духовной семинарии, а затем в Демидовском юридическом лицее в Ярославле. В родном Смоленске работал присяжным поверенным, посещал местные кружки, где собирались любители искусства. Интересовался литературой, музыкой, археологией, играл в театре. Сотрудничал в провинциальной прессе. В 1915 году в Ростове он опубликовал свое первое фантастическое произведение – рассказ «Берлин в 1925 году», навеянный событиями мировой войны и развитием технологий. Но это был нетипичный для него жанр. Беллетристику Беляев тогда писал разве что в рождественские номера газет.

Настоящим писателем он стал только в 20-е годы, когда ему перевалило за 40. Для этого, как водилось у лучших сочинителей той эпохи, он переехал с солнечного юга в густонаселенную Москву. Сначала, правда, пришлось поработать юрисконсультом в Наркомате почт и телеграфов (по своей первой специальности он трудился, даже будучи популярным романистом, вплоть до середины 30-х). А где техника – там и фантастика. Первая же художественная вещь Беляева – «Голова профессора Доуэля» – прогремела на всю страну и впоследствии многократно переиздавалась, правда, в разных авторских редакциях. Ну а потом пошло-поехало: «Властелин мира», «Человек-амфибия», «Остров погибших кораблей», «Продавец воздуха», «Звезда Кэц», «Ариэль»… Ну и масса других сочинений, часть из которых, как отмечает биограф, не перепечатывалась потом более полувека.

Конечно, фантастика – самый «вымышленный» жанр литературы. И все-таки откуда Беляев брал сюжеты своих произведений? Бар-Селла раскопал немало интересного о генезисе знаменитых романов и новелл. Беляев много читал, следил за политическими событиями и новостями науки, интересовался утопическими идеями. Он копил факты, а потом создавал с их помощью свой фантастический мир. Нетрудно заметить, что в книгах Беляева постоянно просвечивают реальные события и научные гипотезы того времени. Нашумевшие опыты по телепатии, учение Николая Федорова об оживлении умерших, труды Циолковского о мире будущего – все у Беляева шло в дело. Бар-Селла выдвинул даже предположение, что фабулу «Человека-амфибии» писателю подсказал один французский роман, выходивший также в русской черносотенной переделке в 1909 году (иезуит, жаждущий власти над миром, в ней заменен на еврея). Да и в названии звезды «Кэц», по мнению биографа, зашифровано древнееврейское «конец», то есть конец света: Беляев, как бывший семинарист-отличник, этот язык знал. Где в этой книге серьезный разговор о фантастике, а где – фантастические версии автора, порой разобраться трудно. Не биография, а приключенческий роман!

Литературные нравы 30-х обрисованы в книге весьма подробно и колоритно. Самого Беляева репрессии не задели, но в Лендетгизе шли серьезные чистки (под флагом борьбы с «красной пинкертоновщиной», якобы насаждаемой бухаринскими агентами). Приключенческая литература тоже была под бдительным присмотром органов. Тем более что фантазии в книгах Беляева иной раз носили военный характер – взять, к примеру, главу о подводных диверсантах в ранней редакции романа об Ихтиандре.

В 1941-м писатель тяжело болел, а фронт продвигался к Ленинграду стремительно. Эвакуироваться из Пушкина он с семьей не успел. В начале первой военной зимы Беляев умер, но тело его, помещенное в морг, чужие люди похоронили только весной, когда всех его родных увезли в Германию. И после войны, предполагает биограф, в недрах НКВД появилась версия, будто Беляев не умер при оккупации, а выжил и ушел с немцами, которым верно служил. Тем более в Германии в 1947-м ни с того ни с сего переиздали его давний роман «Властелин мира», написанный как раз на немецком материале. Вдобавок жена его – шведского («нордического») происхождения… В общем, книги этого писателя не выходили в СССР до ХХ съезда партии. Но потом его сочинения вернулись на магазинные полки и наступила настоящая «эпоха Беляева», совпавшая с политической оттепелью и появлением плеяды советских фантастов нового поколения.