Верховный зверсовет

– М.: Intrada, 2012. – 183 с.

Эту книгу можно сравнить с гуманитарной периодической системой, колодой зоософических карт Таро, а также с карнавальным шествием или демонстрацией. Во главе двух колонн – стрекоза и муравей, которые у Кантемира, в отличие от Ивана Крылова, как отмечает Ольга Довгий, не противопоставлены друг другу. Каждый ценен по-своему. Кантемир дает набор аргументов и для сторонников служительницы чистых муз стрекозы, и для сторонников труженика-реалиста муравья, думающего о грядущей зиме, – и этот риторический набор останется практически неизменным до Крылова (хотя имени Кантемира в связи с крыловской басней до сей поры никто не вспоминал).

В статье «Риторический бестиарий Кантемира» Довгий цитирует стихи неистового Антиоха в пользу книг: «Под пылью, мольям на корм кинуты, забыты и/ Гнусно лежать станете./ Когда ж, измята в руках черни, впадать станешь,/ В презрение, или моль, праздна, молчалива,/ Кормить станешь…»

Пыль и моль, обращает внимание исследователь, созвучны не только фонетически, но и функционально. «Это могильщики книги. Также контекстуально синонимичны делаются чернь и моль». В современном же мире, добавим от себя, книги покрываются виртуальной пылью, их ест сетевая моль.

Одних писателей звери интересуют сами по себе, как самостоятельный мир (как Res). Других –  как зеркало человека (как Verba). Вот две колонны собственно животной части шествия. В одной из них несут эмблематические изображения, в другой – зеркала.

Средневековый лев несет либо идею добра, либо идею зла; а лев на книге Грина, о чем пишет Игорь Пешков в статье «Почему Роберт Грин за грош ума (остроумия) каялся на миллион, или Львиная природа авторства», несет скорее идею границы (в частности, границы добра и зла). Этот лев не средневековый, а возрожденческий, потому что это не изображение собственно льва, а изображение маски льва. «И эта маска льва гораздо более человечна, чем любое изображение льва. Какой он здесь: злой или добрый? Злой, потому что у него оскалена пасть, вернее сказать, хищно обнажены зубы рта, но сами по себе зубы выглядят вполне по-человечески! И у него подняты внешние части бровей: крайне редко встречающийся в средневековой иконографии способ выражения гнева – обычно гневно наморщен лоб. Так что поднятие бровей демонстрирует скорее величественность и гуманизм этого льва».

Герои произведений средневековой гимнографии – мученики, святые. Они одеваются в яркие перья райских птиц и возлетают «превыше всякия твари» – туда, где стоит «древо жизни», рассаживаются на его ветвях, готовясь к непостижимому духовному полету.

Следующий уровень комбинирования – соположение свойств зверя и смыслов, принимающее порой совершенно неожиданный оборот. Эмблема – всегда сравнение, причем в мире эмблематики сравнивать можно все со всем. Чем страннее сравнение – тем лучше, остроумнее эмблема. Так, Иоанн Самбук обыгрывает свойство лягушек прекращать свою трескотню, когда на берег болота, где они квакают, ставят горящую лампу. Так происходит и во время ученых диспутов – свет истины заставляет умолкнуть их участников: «Когда истина приближается и входит, умолкают те, кто более назойлив, – легковесные софисты, эти бесполезные скоты, которые, будучи неправедны сердцем, говорят одно, а думают иное, увлеченные всяким вздором».

О свойстве крокодила плакать в процессе поедания им человека знал средневековый бестиарий, видевший здесь, разумеется, фигуру лицемерия. Отто Вений неожиданно сравнивает крокодила с Амуром: «Амур – крокодил наоборот». Но почему? Крокодил убивает людей, проливая слезы; «у Амура характер противоположный: ведь он смеясь обрекает влюбленных на погибель».

Тигр так же родственен льву, как актер – драматургу, притом что они зачастую не любят друг друга. Авгиевы конюшни театра может расчистить только Геркулес (драматург и режиссер).

Получилось очень познавательное шествие зверей. Его стоит иметь в виду при образовании человеческих колонн, рожденных не ползать.