Ближе к телу

История тела: В 3 т. Т. I: От Ренессанса до эпохи Просвещения/ Под редакцией Алена Корбена, Жан-Жака Куртина, Жоржа Вигарелло. Пер. с фр. М.Неклюдовой, А.Стоговой.
– М.: Новое литературное обозрение, 2012. – 480 с.

На Западе любят писать и издавать «истории» всего, что только возможно. Говорят, даже была напечатана история «туалетов» – но не дамских, а уборных. Иной раз под заголовком «История...» издают откровенный вздор, но случаются и приятные исключения. Переведенный первый том «Истории тела» – шикарного французского издания – вещь серьезная и основательная. Широта охвата впечатляет – достаточно пробежать глазами оглавление, тут и Тело Христово, и тело короля, и уход за телом, телесные игры, анатомия тела.

Повествование в книге начинается с того момента, когда человечество вырвалось из абстрактного мира Средневековья и ощутило интерес к плоти. Ренессансная живопись начиная с Мазаччо и его последователей изображала на плоскости объемные тела вместо условностей предыдущих эпох. Апофеозом полнокровности стали мощные фигуры на фресках Микеланджело. Тогда писал свои романы, пропитанные культом телесности, великий французский писатель, давший жизнь идиоме «раблезианский юмор», и сочинял эссе Монтень, реабилитировавший плотские желания и страсти (кстати заметить, его «Опыты» до сих пор переиздаются в России с цензурными умолчаниями). Далее последовал век Декарта с его строгой линейностью. Гарвей открывал кровообращение, Ньютон – закон всемирного тяготения, а Левенгук рассматривал в микроскоп сперматозоиды. Завершается том веком Просвещения с его Бюффоном и энциклопедистами.

Наиболее интересное в книге – не теории, развиваемые многочисленными соавторами-профессорами, а приводимые примеры из жизни тех эпох, которые заставляют нас смотреть по-иному на, казалось бы, давно известные вещи. Вот, например, глава «Тело и сексуальность в Европе при Старом порядке». Особый параграф посвящен скотоложеству: «В Венеции XV века один ремесленник по имени Симон был обвинен в плотских сношениях с козой. Даже и не думая отрицать это обвинение, он оправдывался тем, что из-за несчастного случая вот уже три года не может иметь сношений с женщинами, ни мастурбировать (corumpere se). Будучи неспособным иметь «нормальные» сексуальные отношения, он поддался искушению и вступил в противоестественную связь с козой. Собранный консилиум врачей и хирургов изучал его половые органы, а две приглашенные проститутки проверяли, можно ли его «развратить». Было установлено, что обвиняемый способен на эрекцию, но не эякуляцию. Это медицинский вердикт спас ему жизнь: вместо сожжения на костре он был приговорен к клеймению, порке и отсечению правой руки».

Считается, что в создании этой Венеры принимал участие и ученик Джорджоне Тициан. Джорджоне. Спящая Венера. Дрезден, картинная галерея.

Такой «анекдот» дает представление о тогдашних нравах, больше чем следующий пассаж из книги, – «из пособий по исповеди и рапортов о священнических визитах следует, что сексуальные отношения с животными в сельской местности встречались довольно часто, особенно среди мальчиков». Сексуальные перверсии лет минувших разбираются с академической подробностью – от содомии до мастурбации. Перед читателем предстает множество картинок нравов – ухаживания, свадьбы, супружеская жизнь, измены и т.д. Заканчивается повествование перед XIX веком, эпохой победившего пуританства, когда телу в который уже раз в человеческой истории была показана красная карточка, и оно было противопоставлено «духу». В этом смысле эволюция просвещенного человечества с XVI по XVIII век предстает одновременно с открытием плоти и как история ее постепенного подавления.

* * *

Весьма любопытна глава «Упражнения и игры». «На заре Нового времени телесная сила и ее проявления остаются атрибутом власти. Невозможно представить себе портрет великого человека, в котором не упоминались бы его физическая крепость, выносливость, совершенные им подвиги». И действительно, в книге подробно описываются рыцарские, но совсем не рыцарские забавы. В Ренессанс «нравы поражают своей необузданностью» – король Франциск (тот, что «потеряно все, кроме чести», и который приютил Леонардо да Винчи) устраивает во дворце шуточный бой, в котором «получает горящей головней по голове», – забавы точь-в-точь как потехи Петра Первого. Но когда его сын Генрих II погиб в 1559 году на турнире (копье пробило ему забрало), то смысл даже галантных рыцарских турниров был поставлен под сомнение. Уже через одно поколение от них, как зрелища весьма кровавого и опасного, отказались навсегда, их заменили невинные и неопасные скачки за кольцом и за мишенью.

Еще в 1528 году Кастильоне допускал, что его придворный может «бороться, бегать и прыгать вместе с крестьянами», но уже настаивал, что делать это нужно «из любезности, а не для того, чтобы с ними состязаться», так как потерпеть поражение от крестьянина, особенно в поединке, слишком «недостойно». Однако и столетие спустя азарт игры, желание изнурить свое тело в состязаниях, затягивали достойных людей – «…Один священник в 1655 году, играя в мяч с прихожанами Нуайель-су-Ланс, в пылу ссоры из-за ставок поразил одного из своих противников ударом ножа в грудь, после чего другой выколол ему глаз».

В «Истории тела» я получил ответ на давно мучивший меня вопрос – откуда взялся обычай кровопускания, главная лечебная процедура на протяжении столетий, которая свела преждевременно в могилу миллионы людей? В книге показан расцвет и закат этой практики, придуманной для «очищения» тела. Теория гуморов и флюидов, введенная в XVII веке, погубила немало душ, но считалась тогда неоспоримой истиной. Вместе с интересом к науке, больше напоминавшей лженауку, в те времена процветал и обычай возложения монаршей руки на золотушных – тело короля считалось обладающим особой, излечивающей силой.

Любопытен разбор картин «Спящая Венера» Джорджоне и «Венера Урбинская» Тициана – как изображение становилось все более чувственным, а художники ухитрялись протаскивать эротические намеки даже в невинных произведениях. Интерес того времени к уродам и монстрам также подробно разбирается, будучи вызванным все той же реабилитацией плоти. Так что смешение сакрального и низменного в жизни неизбежно и в книге, предстающей своеобразной энциклопедией человеческих заблуждений и открытий.