Арабская весна VIII века

Андре Кло. Харун ар-Рашид и времена «Тысячи и одной ночи»/ Пер. с фр. А.П.Саниной.
– СПб: Евразия 2012. – 384 с.

То, что французский исследователь Андре Кло посвятил книгу Харуну ар-Рашиду – халифу из «Тысячи и одной ночи», неудивительно. Сейчас как никогда остро перед европейцами встала задача детализации представлений об арабском мире. У европейцев эти представления складываются во многом из сборника таинственных и роскошных сказок. Настала пора рассказать, как дело было в реальности.

Харун ар-Рашид (в русской традиции Гарун аль Рашид, а в дословном переводе – Аарон Праведный) родился примерно в 764 году в Рейе близ современного Тегерана. К вопросу о равноправии: его мать Хайзуран, йеменская рабыня, наложница халифа Махди, стала первой арабской женщиной, власть которой могла соперничать с властью халифов. «Таково было великолепие и богатство его правления, что век тот нарекли «блаженным» – эпиграф ко всей книге из арабского историка Масуди полон тоски по Золотому веку: «Мусульманский ренессанс стал временем встреч».

Историческая метафора Андре Кло верна: короли Северной Европы получали товары Средиземноморья и Востока через Киев, русские реки и Майнц. Карл Великий и Харун обменивались посольствами – император франков желал обратить Халифа против своих врагов, Византии и мусульман Испании. Мы знаем, что первый поход Карла за Пиренеи был неудачным, а его арьергард был истреблен – об этом, заложив европейскую традицию героического воспевания поражений, была сложена «Песнь о Роланде». Эмирами Кордовы были Омейяды, враги династии Аббасидов и Харуна ар-Рашида, и Карл предполагал этим воспользоваться. Но Испания была слишком далеко. Зато Византия – рядом. В письмах Харун часто предлагал византийским императорам принять ислам, известен его богословский спор с Константином VI. Увещеваниями дело не обходилось, арабы время от времени подходили к стенам Константинополя, переживавшего не лучшие времена. При Аббасидах военные упражнения принцев стали отходить на второй план, основой образования становилось обучение философии, праву, богословию, поэзии и музыке. В Багдаде, в построенном отцом на берегу Тигра дворце, Харун ар-Рашид царствовал в окружении огромного двора и неимоверной роскоши. Убранство дворца, обширного комплекса из зданий и садов, описаны в сказках «Тысячи и одной ночи», которые Андре Кло считает вполне достоверным источником, в поэтичности текста автор соперничает с оригиналом, а то, что он говорит о фактах, добавляет восприятию эффекта. Деревья были оправлены в драгоценные металлы и инкрустированы камнями. Зубайда, любимая жена халифа, в парадном одеянии передвигалась только с помощью двух рабынь – такой тяжелой была ее расшитая драгоценными камнями и золотом одежда. А ее обезьяна имела свой штат из двадцати слуг и стражников – правда, один прямодушный военачальник в порыве возмущения расточительностью разрубил несчастное животное пополам...

Любимая жена халифа в одеянии, расшитом золотом и камнями, передвигалась только с помощью рабынь... Константин Маковский. Девушка в восточном костюме. 1870-е. Красноярский художественный музей им. В.И.Сурикова

Двору и даже мудрецам казалось, что расцвет будет продолжаться вечно. Меж тем за стенами дворца халифа и в багдадских предместьях начиналось царство чудовищной нищеты. В 767 году в Египте войска халифа разбили копты. В Персии активно выступали потомки Али. Налогов требовалось все больше, наместники провинций собирали их произвольно и большую часть присваивали. Ереси и мессианские учения появлялись в огромных количествах – иные существуют и теперь. Дело осложнялось тем, что персы считали арабов иноземными захватчиками. Тирания и нищета усиливали религиозную ненависть. Ни один год не обходился без восстаний. Однако Кло настойчиво обращает внимание: осень великолепной, казавшейся незыблемой империи наступила по причинам не религиозного или национального свойства: «Объяснять события VII и VIII веков так называемым конфликтом между семитами и ариями несерьезно. Нужно ли говорить, что население Хорасана и побережья Каспия или Йемена и Хеджеза никогда не подходило к существующим проблемам с подобной терминологией и что нет смысла говорить о наличии в ту эпоху персидского или арабского «национализма»?» Халифат пожирал сам себя. Северная Африка на деле оказалась вне рамок империи, а затем развалилась на несколько эмиратов со своими династиями. «В племенах царила фактическая анархия. Княжества возникали и распадались. Некоторые росли и превращались в королевства».

Харун умер в Хорасане в марте 809 года. Наследниками он назначил троих сыновей, установив своеобразную очередь и дав каждому в управление часть империи. В реальности это означало развал: «Распаду империи способствовало все: колоссальные размеры халифских владений, расходящиеся интересы различных провинций, лишь слегка замаскированные религиозным единством…» Между братьями началась война, армия раскололась, Багдад был захвачен чернью, началась резня. Автор цитирует историка Табари: «Мирные и просвещенные люди спрятались, разбойники, воры и бродяги стали хозяевами города, они безнаказанно грабили и убивали… Разрушение и разгром бушевали до тех пор, пока великолепие Багдада не было уничтожено».

Европейская наука тяготеет к некоторому популизму, но впечатление, что «Харун ар-Рашид...» – книга для простаков, неверно. Хотя автор и разбивает хронологию главами, полными описаний роскоши, и другими, отдельно повествующими о взаимоотношениях халифата с Западной Европой, о гареме; хотя последняя треть книги и состоит из описаний достижений литературы и охоты, географических открытий и кухни. Просто такова реальность: уверенно говорить об арабском мире даже на самом популярном уровне сейчас может только специалист.