Виктор Барабаш, Геннадий Бордюгов, Елена Котеленец. Образы России в мире.
– М.: АИРО-ХХI, 2011. – 296 с.
Современная геополитика и политические технологии – это не только уцененный вариант ницшеанской «воли к власти» (в реальности немецкий философ мыслил ее не в виде утилитарной деятельности, а как метафорическую категорию самосовершенствования личности).
И не ограничивается она стремлением стать жандармом мира, используя газовую дубинку или лицемерные рассуждения о «защите прав человека».
Геополитика в не меньшей степени обуславливается историко-культурной традицией, формирующей устойчивые клише в отношении как собственной страны, так и окружающего мира. И – парадокс! – зачастую эти образы имеют мало общего с реальностью и минувшей историей. Взять, например, неприятие Великобритании в дореволюционной России. Любые конфликты или неудачи на дипломатическом поприще объяснялись в обывательском (и, увы, не только) сознании краткой, но емкой фразой: «англичанка интригует».
А ведь в эпоху Нового времени у нас с Британией было всего два вооруженных конфликта – во время Крымской войны и в Афганистане в марте 1885 года. Да, случались дипломатические кризисы, в частности в связи с подписанием Сан-Стефанского мирного договора (этакий прообраз холодной войны). Но чаще две империи сражались бок о бок. В том числе и в годы наполеоновских кампаний, и в Первую мировую войну.
Книга московских историков Виктора Барабаша, Геннадия Бордюгова и Елены Котеленец рассматривает, как на протяжении сотен лет от Киевской Руси до России Новейшего времени формировался образ родины. Здесь в числе анализа различных имиджевых позиций можно найти и описание русских как «людей с песьими головами» в сочинениях австрийского посланника Сигизмунда Герберштейна, и довольно субъективный, мягко говоря, текст Астольфа де Кюстина. Последний, кстати, позволяет поразмышлять об избирательности человеческой памяти, в том числе и в контексте формирования национальных стереотипов: читатели помнят русофобию Кюстина, но забывают гораздо более взвешенное «Путешествие в Россию» Теофиля Готье, написанное в те же годы. Может быть, истина все-таки посередине?
Увы, не менее превратно формировался образ Другого и в отечественном сознании. Восприятие Запада как некоей совокупности враждебных Святой Руси то ли языческих, то ли инфернальных сил (а ведь Европа была тоже христианской) не способствовало взаимному пониманию и доверию.
Впрочем, не все, что мыслилось как проявление русофобии, было таковым. Чем, например, плоха норманнская теория в изводе академика Августа Людвига Шлецера, с ее периодизацией от «призвания варягов» в 862 году до «России победоносной» (Иван III и Петр I) и «России цветущей» (1725 год)? Кстати, найденные и откомментированные академиком Валентином Яниным источники убедительно доказывают историчность факта призвания варягов. Может быть, и другие утверждения западников не были лишены оснований.
От Киевской Руси до Новейшего времени формировался образ родины... Андрей Рябушкин. Девушка-чернавушка побивает мужиков новгородских. 1898. Государственный Русский музей |
В книге обращают на себя внимание и другие разделы: о старо-новых мифах о России («вечное возвращение» все того же Ницше?), роль культуры, городской среды и повседневности в формировании образов, проблемы информационной войны┘
Остается только гадать, как в дальнейшем будет эволюционировать (или деградировать?) взаимное восприятие России и Запада. Конечно, до «четвероруких людей» из того же Герберштейна дело не дойдет, но очень уж не хотелось бы, чтобы лицо Другого, не важно, России или Запада (своего или чужого, как пишут авторы книги), вновь заменилось личиной.