Дмитрий Быков. Календарь. Разговоры о главном.
– АСТ, 2011. – 640 с.
Дмитрий Быков, конечно, сверхчеловек. Только ленивый не вспоминает о том, что Быков победоносно умертвил лень. Это очередная его книга. В сборнике «Календарь» Быков обращается к именам и событиям, немаловажным для истории и культуры, и элегантно выстраивает тексты по датам.
«Прошлое отсечено, и говорить о нем так же бессмысленно, как выставлять оценки по поведению Хаммурапи или Хеопсу. Однако для нас это тысячелетие – не только история, но еще и личное прошлое».
Быков пишет о Толстом и Шолохове, Сэлинджере и Ахмадулиной, фильме «Поп» и Маргарите Симоньян, дне дурака и гибели Помпеи. Не соглашаясь в девяти случаях из десяти, я прочитал каждый текст увлеченно и, пожалуй, восхищенно. Подозреваю, что и Быков с собою не согласен, и любое свое категоричное утверждение мог бы опровергнуть с блеском. Тексты Быкова – тексты-настроения, тексты-импровизации. Он может яростно обрушиться на деревенщиков или возвеличить Ахматову за то, что она была советской, а советский, продолжит Быков, – это не общительный, а, наоборот, отстраненный. Не хочется спорить. Хочется читать дальше.
Главный прием Быкова – радикальное высказывание, которое снимает еще более радикальный парадокс – развитие идеи через ее опровержение. Вникая в логику противоборствующих сторон, он берет трагическую ноту, подчас переходящую в тост. Например, венчая писателей Астафьева и Эйдельмана, неожиданно восклицает, что Астафьев, писавший о «торгашах», «хотел не оскорбить, а спасти Грузию».
Быков и здесь органичен себе. Он двух станов не боец, но и не враг. Как метко замечает Быков в отношении советских литераторов – деревенщиков и городских (и это отлично соотносится с более масштабной дихотомией): у первых встречаются яркие монструозные личности, но общий фон серый, у вторых настоящих личностей мало, но средний уровень повыше. Быков и яркий монстр, и культурный уровень его хорош, так что его обособленное положение естественно.
Однако Быков – это не просто диспут в одной голове. Не просто двухмерное пространство диалектики. Это еще и обязательный третий полноправный участник полемики – ведущий ток-шоу,
Слепота романтична. Питер Брейгель Младший. Притча о слепых. Национальный музей Каподимонте, Неаполь |
«Продолжающиеся споры напоминают дискуссии слепцов о слоне: змея! – нет, лопух!»
Анекдот не случаен. Ведь Быков не только называет слона слоном, но и наслаждается спором о змее и лопухе. Увидеть слона – примитивно, автор за сложность даже там, где она кажется лишней. Вся книга – апология слепоты. Слепота романтична. Быков романтик, он выводит идеалы из символизма, из впечатлений, догадок, узнанного на ощупь. Сверхчеловек по Быкову – тот, кто выше рационализма, то есть спокойной зрячести. Таким образом, слепота библейского силача Самсона приобретает особый смысл.
Может быть, сверхчеловеку полезно быть слепым?