Скажи-ка, дядя...

Удивительный Самсон. Рассказано им самим... и не только / Пер. с англ. Р.Галимова. Сост., автор вступительной статьи и послесловия И.Храмов.
– Оренбург: Оренбургское книжное издательство, 2010. – 304 с.

«Два больших столба, выкрашенные в белый цвет, венчало по большущему ядру, тоже белого цвета.

– Эти ядра я обычно ловил, когда ими выстреливали из пушки, – похвастался Самсон.

Отец попытался сдвинуть одно из них, но не смог».

На каждой странице этой книги – что-нибудь такое эдакое. Вся жизнь героя и отчасти автора книги, вышедшей в Оренбурге, замечательно изданной, – эдакая, ни на что, ни на чью другую не похожая. Хотя, понятно, революция и некоторые другие события русской истории жизнь многих превратили в нечто эдакое, побросали по миру, как те самые ядра, которые казались другим неподъемными, а тут – раз, и полетели по миру. Александр Засс, ставший в Англии Удивительным Самсоном, под этим псевдонимом и прославившийся, вошедший в легенды, вряд ли думал в детстве, в юности, что большую часть жизни проведет в цирках Великобритании. Будет выступать с силовыми номерами, в программе любого цирка – коронными, потом – дрессировать животных, в этом смысле – вернувшись к детским своим заботам и умениям, поскольку в детстве Засса отец поручал ему присматривать за лошадьми, коровами, а собаки помогали ему в этом деле.

Петров «подошел ко мне, держа в руках странную на вид железную полосу, каких я раньше не видел. Она была чуть длиннее двух футов и около полдюйма толщиной, а вдоль одной стороны и с обеих торцов было множество зазубрин, образующих острые концы и углы. Ее, объяснил Петров нам всем, он согнет пополам о свою шею, не обращая внимания на боль, которую причинят ему острые концы, впивающиеся в плоть. Затем он замкнет эту полосу вокруг моей шеи, и там она будет оставаться, пока я не упрошу его снять, признав, таким образом, его силу и храбрость... Он сомневается и в моей силе, и в моей смелости...»! Засс, ясное дело, вышел победителем из этой вправду кровавой истории.

Читаешь книгу Удивительного Самсона, все эти «в цирке, вы должны знать...», «вам надо понять...», «ну вы в состоянии это представить...» – и воображаешь, как старичок с длинным носом сидит и рассказывает свои сказочки, как это делал барон Мюнхаузен. Но Александру Зассу, когда в Лондоне впервые вышла его книжка, было не много лет, всего-навсего тридцать семь! Но главное, все, что он рассказывает, – это правда. И железные прутья толщиной с полдюйма он сгибал и поднимал с земли, стоя на табурете, огромные камни, обернутые металлической проволокой, и... И много чего другого – старый цирк, судя по всему, ценил настоящие подвиги, и кровь лишь раззадоривала российских провинциалов не меньше, чем, судя по другим книжкам, римлян на боях гладиаторов.

Удивительный Самсон с лошадью. Иллюстрация из книги

А в Оренбурге Засс впервые вышел на манеж шапито, и много лет спустя именно в Оренбурге появились люди, которые не только начали рыть и собирать материалы для будущего музея Самсона и даже поставили ему памятник.

Читаешь книгу и вспоминаешь знакомые с детства стихи Маршака: «Единственные в мире/ Атлеты-силачи: /Подбрасывают гири,/ Как детские мячи...» Это – про таких, как Самсон.

Лежание на гвоздях (которое «вообще меня не заботило. Этот номер был не нов. Я его делал раньше несколько раз»), отказы от, как называет это Самсон, «пустого трюкачества». Только настоящее разрывание цепей силой тренированных пальцев! А до того – труд разнорабочего и ассистента у другого силача, Великого Кураткина, прославившегося сгибанием подков, которые в конце концов ломал – по шесть в каждое представление.

В красиво изданной книге к рассказу самого Удивительного Самсона, под одной с нею обложкой, приложен рассказ спутницы его жизни, а также – рассказ не только о его номерах, но также о системе, придуманной Самсоном, который подходил к делу с научной основательностью и даже разработал целую систему развития силы сухожилий, а мускулы считал для силача – второстепенным.

В разговоре про Самсона, как называли его в Англии, не обойтись без уже набившего оскомину с легкой руки Виктора Борисовича Шкловского образа – того самого гамбургского счета. Рассказ Самсона заставляет поверить, что настоящих подвигов и напряжения сил, пузырящихся мускулов и вен, стука в висках, когда казалось, что сердце вот-вот вырвется от напряжения сил из груди или уже из головы, – короче, всего этого, настоящего, в тогдашних цирках было больше. Может, не больше, чем того самого пустого трюкачества, но, во всяком случае, больше, чем думалось прежде.