Угрюмый сказочник

Михаил Герман. Антуан Ватто: Роман-биография. – М.: Искусство – ХХI век, 2009. – 224 с.

Наверное, тем, кто будет искать аналогии с судьбой и творчеством Антуана Ватто в истории русского изобразительного искусства, вряд ли придет мысль называть в первую очередь художников, чье искусство наследовало лучшие традиции великого француза – Александра Бенуа и, конечно, Константина Сомова. Скорее, наверное, можно вспомнить замечательного мастера дымных, загадочных силуэтов и пейзажей Виктора Борисова-Мусатова. И не только потому, что он совмещал миры реальные и нереальные на своих холстах. Просто он, как и Ватто, был болезнью полностью оторван от чудесных радостей, которые с такой силой воплотил на своих холстах.

Историки искусства до сих пор гадают, как мог Ватто, сын полуграмотного пьяницы-кровельщика из северного французского города Валансьен, стать великим певцом уходящего века Французской империи. Как этот тяжело больной, нелюдимый человек, в биографии которого до сих пор так много загадок, рисовал своих пленительных маркиз и грустных комедиантов и воспевал несуществующие райские острова любви?

Историк искусства ХIХ века Рихард Мутер считал, что одной из причин этого был как бы взгляд художника со стороны. Так как Валансьен долгое время был в составе Фландрии, то художника воспитала другая культура. Грубые фламандские танцы и нравы – и именно поэтому такое очарование произвел на Ватто мир Парижа. Но, наверное, дело было не только в этом.

Антуан Ватто прожил всего 37 лет.Возраст, столь хорошо знакомый в России. Вопреки воле отца он уехал в Париж, вернее, ушел пешком, без денег, без ничего. Нашел живописную мастерскую, писал копии, был влюблен в искусство Рубенса. Постепенно вошел в высший круг придворной знати и стал любимцем главного финансиста Франции Кроза. Его работы, запечатлевшие итальянских комедиантов и влюбленных французских придворных, успех имели необычайный.

За год до смерти совершил малопонятную для своих последующих бесчисленных биографов поездку в Лондон и ушел из жизни палящим июльским утром 1721 года в городке Ножан-сюр-Марн недалеко от столицы Франции. Ходили легенды, что с помощью друзей-актеров ему доставили туда целый ворох театральных костюмов и декораций. И что он выписал образ Христа для местной церкви.

Сегодня мы имеем еще одну возможность прикоснуться к судьбе и наследию этого мастера, создателя стиля целой эпохи, «отца рококо», как называли его некоторые исследователи.

Сквозь прорезь на суперобложке на нас смотрит лицо Ватто. Далеко не отличающееся красотой, но автору портрета удалось поймать какую-то грусть в его глазах. Рядом – дама с веером со знаменитой картины «Прогулка вчетвером». Сам 200-страничный текст Германа дан, естественно, в обрамлении гравюр и картин как самого Ватто, так и тех мастеров, кто разделил с ним эпоху короля-солнца.

По стилю, наверное, эта книга напоминает биографии Андре Моруа, столь популярные у советского читателя в недавние времена. Сквозь все этапы внешне абсолютно неромантичной жизни мастера слышен восхищенный голос автора, подолгу любующегося картинами и пытающегося разгадать загадку их вечности:

«Персонажи Ватто – пусть не покажется это парадоксальным – чужие на современных им празднествах. Они одиноки, беззащитны, немножко смешны┘ И они – кавалеры и дамы Ватто – оставались некими пришельцами из иного мира, они не умели быть оттисками существующих характеров, а их жизнь лишь очень внешне напоминала жизнь действительную. Его театральные персонажи заставляли забыть духоту зала, жар свечей, стремительность диалога, они овеществляли воспоминания, становились сплавом многих впечатлений, причем впечатлений, очищенных от суеты, которых все больше становилось вокруг. Они смотрели со стен робким, но настойчивым взглядом, и зыбкая их жизнь казалась, наверное, чутким владельцам единственно устойчивой реальностью в судорожно веселом и встревоженном мире».

Так пристально, неторопливо размышляет автор над гением Ватто. Над тайной певца изящных времен и нравов, оставлявшего необъяснимую, светлую тоску:

«Эта нота рожденной природой тревожной печали – нечто совершенно новое для искусства ХVIII века, да и вообще для искусства Франции┘ Ватто написал природу, созвучную интимным глубинам сознания: возможно, его персонажи никогда не были так открыто печальны, как печален закат на его холсте».

И опять остается только вспомнить Пушкина, понявшего и объяснившего все, что было, что есть и, конечно, что будет: «Печаль моя светла┘»