Любовь Ивана Билибина

И.Я.Билибин в Египте (1920–1925): Письма, документы и материалы/ Сост., предисл. и примеч. В.Белякова. – М.: Русский путь, 2009. – 316 с.

«Многоуважаемый Владимир Владимирович! Отвечаю на Ваше письмо, которое меня приятно удивило┘ Это, однако, является для меня действительно «последней минутой». Ибо 22 ноября 1991 года мне исполняется 95 лет, и я уже каждую минуту могу умереть». Так писала Владимиру Белякову Людмила Евгеньевна Чирикова–Шнитникова. Наверное, одно из ее самых последних писем. Людмила Евгеньевна умерла в США, так и не дожив до столетнего юбилея.

В книгу, которую составил Беляков, вошли письма художника Билибина, воспоминания сестер Чириковых, а также переписка Людмилы Евгеньевны с Беляковым. Беляков, долгие годы работая на Востоке, очень много сделал для возвращения наследия русской эмиграции. В Каире, в частности, он нашел неизвестное в России декоративное панно «Восточный танец», выполненное ни много ни мало самим Иваном Билибиным. Именно поиски сведений о великом художнике и заставили Белякова написать старой русской эмигрантке во Флориду.

Билибин оказался в Египте в дни великого исхода 1920 года. Он пережидал смутное время в своем крымском имении Батилиман. Там же жил с дочерьми Людмилой и Валентиной известный в то время прозаик Евгений Чириков. Младшая, Людмила, ходила к Билибину на занятия рисования. Художник, вообще отличавшийся необузданным характером и расставшийся к тому времени со второй женой, полюбил юную ученицу. Но взаимности так и не дождался.

Вскоре красное колесо Гражданской погнало их в Новороссийск, и оттуда они в феврале 1920-го отплыли на пароходе «Саратов», сверх всех возможностей набитого ранеными и семьями офицеров. Им казалось, ненадолго...

Пароход пришел в Египет. Сначала их всех разместили в лагере, где они чуть не погибли от голода и жажды, но дальше Билибину улыбнулась его птица удачи, которую он так любил воспроизводить на своих холстах.

Он познакомился с богатыми греками и получил от них заказ на изготовление декоративных панно для вилл. Впоследствии Иван Яковлевич писал иконы для греческой православной церкви Святого Пантелеймона. Еще работал над декорациями и костюмами к спектаклям труппы Анны Павловой, когда великая балерина со своим коллективом приезжала на берега Нила. Мастер снял мастерскую в самом центре Каира. И помогали ему в работе сестры Чириковы. Они уставили мастерскую розами, которые маэстро требовал менять каждый день. Одно окно выходило прямо на базар, и, бывало, они целые дни работали под монотонное пение нищих и торговцев.

«Я никогда не забуду того потрясающего впечатления, когда я впервые попал в старинные мусульманские кварталы Каира с изумительными мечетями, с его рынками и его толпою┘ Мне казалось, что передо мною ожила одна из страниц «Тысячи и одной ночи», и не верилось, что все это существует в натуре», – писал Билибин. Каждый свободный день он старался вырвать для поездки по стране, был в Александрии, Луксоре, Верхнем Египте. И беспрерывно писал письма своей возлюбленной, даже когда она была рядом: «Пересмотрите, если хотите, еще раз мои карты. Мне 46 лет. Я хороший художник. Старость близка. Если через пять, шесть лет в моей жизни снова случилась бы катастрофа, то тогда уж, конечно, мне предстояла бы одинокая грустная старость.

Вас я носил бы на руках, старался бы, насколько могу, не ревновать, обрился бы, если хотите, совершенно отказался бы от вина, был бы Вам другом и учителем. Я бы старался помочь Вам выйти на широкий простор нашего искусства. О моей любви к Вам и говорить нечего.

Иван Билибин. Портрет Людмилы Чириковой (1919). Иллюстрация из книги

Если Вы повторите Ваше «Нет», то останемся такими же друзьями, даже не друзьями, а мы будем братом и сестрой┘ В любую трудную минуту каждый из нас может постучать в дверь другого и быть уверенным, что эта дверь широко откроется, а внутри будет тепло и ласка┘»

Он то предлагал ей руку и сердце, то рисовал проблемы взаимоотношений будущей жизни – и снова и снова давал волю своему яростному воображению: «Теперь я говорю следующее: через четыре года (даже через три с месяцами) мне будет 50 лет. Подумайте, какое страшное и жуткое слов! Брр! Вы же молоды и любите молодость. Я бы, конечно, старался держаться изо всех сил, я бы старался окружить Вас всею ласкою, на какую я способен, но все же появление какого-нибудь третьего человека, допустим, хорошего – молодого и красивого, – вот трагедия. У меня, положим, есть мое искусство, и я, если не умру, могу еще поработать много лет, но простите меня, что я поставлю точки над «i» – картина есть картина, и поцелуя заменить она не может. Ведь правда?»

Но все оказалось напрасно. В апреле 1922 года Людмила Евгеньевна уехала в Европу, в Прагу. К отцу. Иван Яковлевич очень тосковал, однако все это продолжалось не очень долго. Однажды он получил письмо из России от своей ученицы Александры Васильевны Щекотихиной-Потоцкой, не так давно ставшей вдовой. Билибин сразу отправил ей телеграмму с просьбой стать его женой и быстро получил ответ с согласием. Мастер был человеком, умевшим принимать очень скорые решения. В феврале 1923-го Щекотихина-Потоцкая приехала в Каир.

С Людмилой Чириковой Билибин увиделся потом только один раз, в Париже. Там, на своей выставке, он вручил ей ее карандашный портрет, нарисованный им еще в Каире. Потом судьба совсем развела этих двух талантливых и ярких людей. Билибин вернулся в СССР и погиб в ленинградскую блокаду, а Людмила Евгеньевна дожила до глубокой старости и умерла во Флориде.