Тропинка к радости

Подстрочник. Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана. – М.: Астрель: CORPUS, 2010. – 384 с.

Лилианна Лунгина (1920–1998) – переводчик с французского, немецкого, скандинавских языков. Это она переложила на русский сказки про Малыша и Карлсона и Пеппи Длинныйчулок Астрид Линдгрен, «Пену дней» Бориса Виана и «Homo Faber» Макса Фриша, «Страхи царя Соломона» Эмиля Ажара и «Историю, конца которой нет» Микаэля Энде...

Автор книги Олег Дорман соединил тут устный рассказ Лунгиной, записанный в 1997 году для своего многосерийного документального фильма «Подстрочник», с фрагментами ее воспоминаний Les saisons de Moscou («Московские сезоны»), написанных в 1990-м по-французски. Соединил так, что получился единый текст, перемежаемый тремя большими блоками фотовклеек. В предисловии к изданию Дорман пишет: «Я внес самую незначительную правку, обычную при публикации стенограмм, и добавил те части рассказа, которые не смогли по разным причинам войти в фильм, так что книга стала больше почти на треть».

Получилось интересно и увлекательно. Но фильм на меня произвел большее впечатление. Прочитать книжку, предварительно посмотрев одноименный фильм, совсем другое, чем прочитать ее, не увидев (до или после) фильма. Бумага, увы, не передает обаяния 77-летней героини, которое удалось зафиксировать на пленке Дорману и оператору Вадиму Юсову.

Лунгина перелистывает в хронологическом порядке страницы своей жизни: Германия, Франция, Палестина, СССР – куда она, 14-летняя, возвращается с мамой к отцу. Она уже знает французский и немецкий, по-русски говорит, но писать не умеет. В самом начале она раскрывает суть своего «послания»: «┘нужно надеяться и верить в то, что даже очень плохие ситуации могут неожиданно┘ привести к хорошему».

«Подстрочник» – путеводитель по жизни советской творческой интеллигенции 1940-х – 1990-х. В первую очередь людей кино, театра и литературы. Тут Александр Галич и Евгений Евтушенко, Александр Твардовский и Владимир Тендряков, Соломон Михоэлс и Михаил Швейцер, Илья Нусинов и Семен Лунгин┘ В конце книги рассказчица горько обронит: «У меня, к сожалению, очень общительный характер, и как-то я не умею отстраняться, отказывать». Поэтому других в ее жизни много. Так, мы узнаем о ее однокласснице Алене Ильзен, которая «во время войны была арестована, провела в лагере 12 лет и выжила среди урок только потому, что рoманы рассказывала. Они ее подкармливали и оберегали и не давали ей причинить никакого зла, потому что она была прекрасный устный рассказчик, а это там очень высоко ценилось». Узнаем о ее сокурснике по ИФЛИ, ставшим известным филологом, культурологом, – Георгии Кнабе: «Юрочка Кнабе, который нас потряс тем, что буквально в первые дни, когда мы сидели в гостях у одной из девочек┘ заказывал по телефону, громко, чтобы мы все слышали, латинские книжки в Ленинской библиотеке. Демонстрируя, что читает по-латыни». Ифлийский преподаватель Леонид Пинский вскоре становится старшим товарищем рассказчицы: «А весь курс барокко был построен у Пинского на аллюзии, полностью. Он нас учил думать. Не выходя никогда в политику, но так ставя вопросы того времени, что невозможно было самим не проводить ассоциации и не начать думать о том, что происходит с нами».

Целые страницы посвящены другу семьи Виктору Некрасову, который жил у Лунгиных месяцами, летом все вместе ездили отдыхать. «Я часто задумывалась, откуда у Вики такая независимость, свобода поведения, такое чувство собственного достоинства. Может быть, причиной его благородная кровь? <┘> Может, дело в том, что Вика провел детство в Швейцарии и Франции? В атмосфере, которую создали вокруг него три чудесные женщины – бабушка, мать и тетка, совершенно его обожавшие? Его старший брат Николай в 17 лет, во время Гражданской войны, был убит на улице красноармейцами за то, что в руках у него была французская книжка. Как классовый враг».

Надо внимательнее присматриваться к людям вокруг... Сальвадор Дали. Незримый человек. Музей Сальвадора Дали

Лунгина рассуждает и об «огромном счастье», которым стал для нее художественный перевод. «Это интерпретация. Не берусь говорить, какая лучше, какая хуже, – каждый выбирает, что ему нравится. Но, скажем, я переводила рассказы Бёлля, и есть другие переводы Бёлля – это совершенно разный Бёлль. И я думаю, что судьба Ремарка, о котором у нас писали, что он беллетрист, что он писатель второго сорта (а это абсолютная неправда, он писатель первого сорта), – его судьба здесь сложилась так только потому, что его переводили, увы, неудачно. Пошлые переводчики. И любовные сцены, которые он пишет изумительно, на высоком накале чувств, получились пошловатыми. Так как я этих переводчиков знаю лично, то я просто видела их портреты. Человек, который переводит, расписывается, пишет свой портрет, чувствуется, каков он есть».

То, что среди зарубежных детских книг она наткнулась на сказку про Карлсона, рассказчица считает не менее важным для своей биографии, чем ночь, когда осталась у своего будущего мужа. Она восхищается непосредственностью Астрид Линдгрен – автора «в меру упитанного мужчины в самом расцвете сил». Оказавшись у Лунгиной дома, писательница разбудила ее младшего трехлетнего сына и стала с ним играть. «А когда мы ее проводили этим же вечером в гостиницу «Россия»┘ она вышла из троллейбуса и начала танцевать. В час ночи. Прощаясь с нами. И настолько это было заразительно, что мы с Симой должны были ей ответить и тоже исполнили какие-то танцевальные па в пустом троллейбусе».

«Подстрочник» получился светлым и жизнеутверждающим. Лунгина, потерявшая любимого мужа, старается внушить другим надежду на лучшее. «Надо внимательнее присматриваться к людям вокруг. Может быть, не сразу увидишь, что они замечательные, – надо дать себе труд разглядеть то, что несет в себе человек. И может быть, это есть тоже маленькая тропинка, ведущая к какой-то радости».