Все разные, все легендарные и все – в одном месте и в одно время.
А.Трифонов. Город ангелов
Игорь П. Смирнов. Действующие лица. – СПб.: Петрополис, 2008. – 152 с.
Игорь П. Смирнов (г.р. 1941, Ленинград, в 1981 году переехал в ФРГ, где до недавнего времени преподавал в Констанцском университете) – гуманитарий широкого профиля: литературовед, культуролог, философ. Для научных трудов выбирает разнообразные темы – эволюция поэтических систем, порождение интертекста, психоистория русской литературы, тайнопись романа «Доктор Живаго», социософия революции, трансформация литературных жанров, семантика кино. И с такой же легкостью, как меняет темы, он переходит из стана теоретиков в стан мемуаристов и очеркистов. Пример – книга «Действующие лица».
«За олитературенной жизнью последовала жизнь в литературе» – так в одном очерке написал Смирнов о Довлатове и о своем поколении, из которого сам он, по его же словам, выбивался. «Поступок ценился тогда, когда он поддавался новеллистическому пересказу, развлекающему слушателей». Довлатов писал новеллы, основанные на его жизненном опыте, но опыте олитературенном. В новеллах присутствовала своя доля писательской фантазии. В отличие от Довлатова Смирнов выбрал другой жанр – мемуарно-философский очерк. Не олитературивание произошедшего и не фантазирование, а фиксация воспоминаний и их философское осмысление с опорой на соответствующие теоретические источники.
Иногда сложно понять, «где кончаются свидетельства и начинаются догадки». Но даже если мемуарно-философский очерк и содержит в себе авторские привирания, то они редки и неумышленны. Если в нем и опускаются какие-то детали, то лишь потому, что автор отбирает только те факты, которые лучше всего отвечают его цели. А цель – извлечение философского смысла из сопоставления друг с другом разных событий и человеческих судеб.
«Действующие лица» – книга пятиактная. Первый акт – «Сцена и декорации» – вводит читателя в описываемое автором время (1960–1970-е годы) и намекает на одно, но не единственное место действия (рестораны в питерской гостинице «Европейская»). Второй акт – «Портреты избранных режиссеров», к числу которых отнесены Лихачев (ДеЭс – гуру автора) и Пятигорский («четырехглазый философ» Саша). Третий – Casting: выбор ведущего актера среди претендентов на главную роль. Кто достоин блистать на сцене – Бродский, Довлатов, Пригов или все вместе? Ответ на поверхности: каждый читатель выбирает сам. Далее еще одно «Место действия – Пушкинский дом» (Институт русской литературы АН СССР, в котором Смирнов долгое время был научным сотрудником). Здесь снова рассказывается о друзьях, а также о первой монографии автора («Художественный смысл и эволюция поэтических систем», М., 1977), о его «взаимоотношениях» с семиотикой, с неподъемным эмпирическим материалом, с цензурой. Пятый акт «задевает самый трагический год русской истории», речь идет о тех, кто родился в 1937 году: Омри Ронен, Александр Жолковский, Андрей Битов.
Книгу можно прочесть как свод бесценных воспоминаний человека, дружившего с легендарными личностями, перечисление интересных фактов: почти все пили; почти на всех кто-то постоянно строчил доносы; Бродский хотел украсть самолет из аэропорта вблизи Самарканда и улететь за границу – сорвалось, с этого момента он стал великим поэтом; когда умер Довлатов, в доме, где отдыхал Смирнов, в двух разных комнатах остановились часы; Пригов заштриховывал по ночам чистые листы бумаги; врач запретил ему кричать, но ведь без крика не обходился ни один его перформанс.
Однако эти факты не самоценны. Они требуют проникновения в суть, перехода от явлений к сущностям, от феноменов к ноуменам. От неудавшегося угона самолета к философии предательства, преступления, точнее – пере-ступления за границу, будь то граница географическая или метафизическая, между реальным и умозрительным мирами. От странных ночных развлечений Пригова к разговору о борьбе с пустотой, с тишиной – с Ничто. От свидетельства – к догадке, но к такой догадке, которая окажется убедительнее и достовернее свидетельства.