Авторский приворот

Алексей Коровашко. Заговоры и заклинания в русской литературе ХIX–XX веков. М.: Изд-во Кулагиной – Intrada, 2009. – 364 c.

Нижегородский кандидат филологических наук написал замечательную книгу. Только краткий перечень проанализированных им произведений грозил бы перекрыть объем рецензии (Михаил Загоскин, Александр Вельтман, Владимир Даль, Алексей Толстой, Константин Бальмонт, Федор Сологуб, Борис Пастернак и др.). Все с отличным знанием первоисточников, въедливостью и стилистическим блеском.

Но именно многогранность автора временами приводит к сбоям. С преподавательским пылом Коровашко воспитывает нерадивых поэтов, которые норовят, как студенты, беззастенчиво компилировать заговоры. (О модной интертекстуальности молчок.) А привычки завзятого публициста побуждают к строгим выговорам. Так, например, он заушает нежного Бальмонта, который не придерживался правил заговорной поэтики; злостно скрещивал функции мифологических объектов; то и дело шел на эвфонические «преступления» (в частности, вводит слово «разнствующие» – пять согласных подряд! куда это годно?); и т.д. Итог Коровашко: «Бальмонту на определенном этапе прекратило даваться художественное творчество в целом». Неужели? Прямо все творчество?

Достается и Загоскину, которого подвергают почти арийской «проверке на жанровую и ритуальную «чистоту» по отношению к включенному в его роман заговору». Пострадал и ни в чем не повинный Вельтман. Он, видите ли, не мог знать южных говоров, «не владел соответствующим диалектным материалом» и потому был вынужден слово «смага» (жар) заимствовать из «Слова о полку Игореве». А чем, собственно, занимаются «смуглые» запорожцы, когда «смажат» (жарят) поросят? Не владеют украинским материалом? И вообще, уверен Коровашко, ущербность Вельтмана подтверждает автор статьи о нем в «Словаре русских писателей» – Александр Ильин-Томич (так правильно пишется перевранная в книге фамилия). Правда, там же говорится о громадной учености Вельтмана, но к этому Коровашко глух.

Виверица – значит "белка", а vivere – значит "жить" Ханс Хоффман. Белка. 1578. Национальная галерея искусств, Вашингтон

Он разбирает и поэтический заговор в романе Саши Соколова «Между собакой и волком» и как будто хвалит, но пятая строфа соколовского стихотворения вызывает у него взрыв сарказма: «На первый взгляд <строфа> выглядит как изолированная «охотничья» сценка, в которой егеря своими криками заставляют покинуть лес каких-то загадочных зверей (в виверицах, о которых пойдет речь, можно заподозрить существ, родственных вивере – «животному из семейства хорей, побольше кошки»; правда, охота на кошек, пусть даже и крупных, приобретает несколько комичный оттенок, напоминая стрельбу из пушек по воробьям): «А по синему свету в драных плащах,/ Не тревожась – то день или нощь,/ Егеря удалые, по-сорочьи треща,/ Вивериц выгоняли из рощ».

Отчего бы Коровашко попросту не заглянуть в любой словарь (украинский, польский, белорусский, чешский, молдавский и даже литовский)? Вообще-то бравурные егеря выгоняли из рощ белок. А вот зачем они понадобились Саше Соколову – это вопрос из другой области литературоведения.

И тем не менее перед нами отличная книжка. Она надежно сработана, читается запоем и имеет свой магический дух, о котором можно сказать заклинанием поэта: «Тупею в упое от запаха краски┘» Нет-нет, это не парфюмерный блуд Бальмонта┘