Карл Кантор. Тринадцатый апостол. – М.: Прогресс-Традиция, 2008. – 368 с.
Выход этой книги совпал с первыми чтениями памяти ее автора. Первый день Канторовских чтений был целиком отведен презентации последней и посвященной Владимиру Маяковскому книги философа Карла Кантора «Тринадцатый апостол» в Институте философии РАН.
Главное чувство, которое возникает при знакомстве с этой книгой, – чувство радости от встречи двух сомасштабно мыслящих и видящих людей. Встречи, состоявшейся поверх временных и идеологических барьеров, представленных как философская условность.
Поэзия Маяковского – это не имеющая равных в ХХ веке метапоэзия. Владимир Маяковский, по словам Марины Цветаевой, был призван «володеть миром». По мнению Кантора, адекватное понимание Маяковского возможно только в рамках последовательного библейского контекста (который вбирает в себя, в частности, как полагает автор, и марксистский контекст). «Писать о Маяковском, игнорируя то, что он был самопровозглашенным тринадцатым апостолом, – значит, писать не о нем, а о каком-то внешне похожем на него выдуманном персонаже». По Кантору, Маяковский – первопричина появления Хлебникова, Цветаевой, Мандельштама, Ахматовой и Бориса Пастернака. Кто более или менее понимал при жизни Маяковского его значение для революции поэтического языка, так это Мандельштам: «Великий реформатор газеты, он оставил глубокий след в поэтическом языке, донельзя упростив синтаксис и указав существительному на почетное и первенствующее место в предложении. Сила и меткость языка сближают Маяковского с традиционным балаганным раешником».
Продемонстрированный Карлом Кантором макровзгляд на Маяковского имеет и свои издержки. Это взгляд создателя проективной философии, а не филолога, со свойственным последнему «финалистским» взглядом на мир (и на текст как на нечто законченное целое). Поэтому у него в одной строке «недоброжелателей» оказываются и публицист перестроечного призыва Юрий Карабчиевский, и серьезный исследователь интеллектуального контекста поэта Михаил Вайскопф. В связи с этим приводятся слова из поэмы Николая Асеева: «И новые пчелы несут свой мед,/ И новые змеи копят свой яд». Однако разницы между смертоносными «змеиными» и лечебными «пчелиными» укусами автор не успел почувствовать.
Что касается «сомасштабности» взглядов поэта и философа – они проявились в таком очевидно футуристическом свершении Карла Кантора, как внедрение самого понятия «дизайн» в русский язык и саму структуру нашего мышления. Разумеется, не только понятия, но и обозначенного им явления. Книга стала встречей философского и поэтического дизайна.