Само ношение папахи сызмальства вырабатывало особую стать.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Несколько лет назад одна из центральных российских газет написала, будто депутат Госдумы от Дагестана Надир Хачилаев «заседает в парламенте в неизменной папахе и┘ бурке». Про бурку – это, конечно, был явный и очевидный перебор, а вот головной убор горцы действительно никогда не снимали. Коран предписывает покрывать голову. Но не только и не столько верующие, но и «светские» мусульмане и атеисты с особым почтением относились к папахе. Это более древняя, не связанная с религией традиция. С малых лет на Кавказе не допускалось касаться головы мальчика, даже погладить по-отечески не разрешалось. Даже папахи никому, кроме хозяина или с его разрешения, касаться не разрешалось. Само ношение убора сызмальства вырабатывало особую стать и манеру держаться, не позволяло наклонять голову, тем более кланяться. Достоинство мужчины, полагают на Кавказе, все же не в брюках, а в папахе.
Барашек за полтора миллиона
Папаху носили целый день, старики не расставались с ней и в жаркую погоду. Придя домой, ее театрально снимали, непременно бережно обхватив ладонями по бокам, аккуратно клали на ровную поверхность. Надевая, владелец кончиками пальцев смахнет с нее соринку, бодро взлохматит ее, поместив сжатые кулаки внутрь, «припушистит» и только потом надвинет со лба на голову, взявшись за затылочную часть головного убора указательным и большим пальцами. Все это подчеркивало мифологизированный статус папахи, а в приземленном смысле действа – просто увеличивала срок службы убора. Он меньше изнашивался. Ведь мех вынашивается в первую очередь там, где с ним соприкасаются. Поэтому руками касались верхней тыльной части – залысины не на виду.
Небрежное обращение, разумеется, не допускалось. Известен случай, когда, отправляясь в театр, известный лезгинский композитор Узеир Гаджибеков покупал два билета: один для себя, второй – для папахи. В Средние века путешественники в Дагестане и Чечне наблюдали странную для них картину. Стоит горец-бедняк в изношенной и не раз чиненной черкеске, истоптанных чарыках на босу ногу с соломой внутри вместо носков, но на гордо посаженной голове красуется, словно чужая, большая мохнатая папаха. Потому по меньшей мере кощунственно выглядит сегодня сцена, когда, отчеканивая лезгинку, танцор с размаху припечатывает папаху к полу.
Папахе интересное применение нашли влюбленные. В некоторых дагестанских селах бытует романтический обычай. Робкий юноша в условиях суровой горской морали, улучив момент, чтобы его никто не видел, закидывает папаху в окно своей избранницы. С надеждой на взаимность. Если папаха не вылетит обратно, можно засылать сватов: девушка согласна.
Конечно, бережное отношение касалось прежде всего дорогих каракулевых папах. Еще сотню лет назад таковые могли позволить себе только зажиточные люди. Каракуль привозили из Средней Азии, как сказали бы сегодня, из Казахстана и Узбекистана. Он был и остается дорог. Подойдет только особая порода овец, вернее – трехмесячных ягнят. Потом каракуль на малышках, увы, выпрямляется. Упомянутый уже Надир Хачилаев хвастался не раз, что приобрел у еврея в Дербенте папаху редчайшей, с золотистым переливом, окраски за полтора миллиона рублей. Такой, мол, нет больше в мире. Похоже на браваду, но сам слух красноречиво говорит о значимости этого предмета гардероба как для владельца, так и для завидующих слушателей. А сегодня даже в дорогой для проживания Москве, в «казачьих» интернет-магазинах цена изделия не превышает четырех тысяч рублей. Самую простую отдадут за тысячу «деревянных».
Казачий шапочный эксклюзив
Дороговизна сделала более распространенными мохнатые бараньи папахи. Чем больше и выше она была, тем более статусным считался ее обладатель. К тому же именно такие изделия не промокали под проливным дождем. Их смачивали казеиновым клеем, создавая своеобразные сосульки, по которым стекала вода. Именно такая шапка имелась в виду, когда определяли, что мальчик стал мужчиной: брось в него папаху, если не упадет, значит, можно брать в поход. Во многих кавказских языках словосочетание «мужчина с папахой» равносильно понятию «достойный, настоящий мужчина. «Умереть под папахой» значило уйти с честью в лучший мир. Как напутствие античному спартанцу: «Со щитом или на щите».
Будучи довольно ярким признаком ментальности, предметом гордости, символом достоинства, папаха все же не обрела выраженные национальные черты – только социальные. По ним можно было отличить бека или хана от крестьянина, а позже гражданина, молодого франта от казачьего сотника или советского генерала, ветреного щеголя от верующего или интеллигента. Но нельзя по головному убору отличить лезгина от чеченца, черкеса от казака. Все достаточно однообразно.
Показателен случай, когда кровавый конфликт разразился между мусульманским и казачьим полками, направлявшимися на войну с Турцией. На привале молодой казак ради шутки подложил свинину под седло лошади дагестанца. Это заметил дремавший однополчанин и, недолго думая, зарезал забияку. Его, в свою очередь, зарубил друг казака. Вызванным для разъединения дерущихся полков нелегко было определить, где православные, а где басурмане.
Головные уборы кавказцев были традиционными, консервативными. У казаков единообразие отсутствует. В царской армии их так и не смогли обязать носить однотипные головные уборы, чтобы отличать хотя бы по войскам. Терские, кубанские, сибирские, амурские, уссурийские, забайкальские рубаки – все, не сговариваясь, как один, «разрешили сами себе» только одно: не раскрашивать шапки в яркие, демаскирующие цвета. Особым пунктом в указе императора предписывалось «не требовать от казаков единообразия во внешнем виде, как в регулярных войсках, так как снаряжаются и обмундировываются они за свой счет». Во всем царил эксклюзив. Чего только не выдумали, чтобы отличиться. Индивидуальность проглядывала во всем. В исходном материале, прикладном сукне, цвете, полусферической или плоской форме, кройке, выделке, нашивках, швах, расцветках привязных и нашитых лент, высоте убора, манере носить.
У полковников уши мерзнут
Нередко шить убор не доверяли даже известным мастерам. Старались и здесь блеснуть оригинальностью. В 1889 году уральским казакам по просьбе войскового атамана разрешили носить папахи из длинношерстной овчины с колпаком цвета прикладного сукна высотой до 240 мм. У офицеров он обшивался по нижнему краю и швам серебряным галуном. Но и здесь казаки отошли от самими же принятого решения. Папаху «для войны» шили из меха барана, волка и медведя, который смягчал удар сабли благодаря своим свойствам. Следуя кавказской моде, часть казаков стали носить низкие папахи, весьма удобные в бою, и подходящие к ним по фасону ермолки и черкески в обтяжку с высоко нашитыми газырями-патронниками. Тем самым молодые, жилистые холостяки отличались от своих пожилых командиров: обтягивающие платья не подходили их плотному телу, а низкие папахи заметно округляли полноватое лицо.
На Кавказе донские казаки и сейчас шьют трухменку, как они называют папаху, конической формы с коротким мехом с использованием всевозможных натуральных цветов, кроме белого. А в военное время шили и из черного. У вахмистров, урядников и юнкеров училищ крестообразно по верху папахи пришивалась белая тесьма, у офицеров – крестообразно и вокруг, а галун по прибору.
Уже с середины XIX века папаха была признана в русской армии, став головным убором войск Кавказского корпуса и всех казачьих войск, а с 1913 года – зимним головным убором всей армии. Позже от казаков традицию носить папахи переняли болгары, венгры, румыны.
Вернулась папаха и в Российскую армию. Исключительно – дань традиции. На пошив офицерских папах теперь используют серый каракуль, по своим качествам не имеющий аналогов в мире. Черный идет на воротники адмиральских шинелей. Ради этого Москва сделала серьезные заказы Ташкенту. Узбекистан в ближайшие два года увеличит поголовье каракулевых овец до трех миллионов голов. Основной покупатель – Россия. Конкретнее – военные. Правда, в бою, в атаке, вспоминают ветераны, шапка-ушанка была удобней. Зимой в папахе мерзнут уши, оттопыриваются, как у всезнайки, да и солдаты за глаза называют генералов с папахами «баранами».
Нынче папахи носят все меньше. Время от времени интерес к ним растет, как это было с началом перестройки, когда возрождались религиозные традиции, а казачество вернулось к своим сословным корням. Поэтому не так легко уже определить на улицах Москвы, Ростова или Махачкалы, кто идет вам навстречу в каракулевой папахе – казак или горец, отставной генерал или дехканин из Ташкента, ревнивый поборник национальных традиций или ревностный магометанин. Одно бесспорно: кто ее носит – носит осмысленно, имея на то свое личное объяснение. И почти всегда – наперекор недоуменным взглядам продвинутых модернистов в легкомысленных теннисных бейсболках и спортивных вязанках.