Вера Постнова У чувашского народа есть легенда о том, что было когда-то не одно, а три солнца. Все светила находились так близко от земли и горели столь ярко, что люди не знали, что такое холод, зима, снег и лед. Не было нужды заботиться о теплой одежде. Кругом росли удивительные деревья, которые кормили людей своими плодами. Но нашлись недовольные люди и стали говорить: «Жарко. Хотим, чтобы было не три, а одно солнце». Чуваши пригласили лучшего охотника, и тот из лука убил одно, а потом и второе солнце. Третье солнце испугалось и убежало далеко-далеко на небо, где его не могла достать стрела. И тогда стало холодно, замерзли деревья и травы. От холода и голода стали умирать дети. Чувашские мудрецы-шурсукалы сказали: «Убитые светила не оживить, а чтобы оставшееся поверило нам и вернулось, надо на домах, на одежде рисовать три солнца, песнями и плясками завлекать светило».
Языческая экзотика на волжских берегах
С тех пор чувашский народ живет в объятиях природы. Родится в семье ребенок, купит ли чуваш корову, коня или гуся – он обязательно по такому случаю посадит дерево. И чуваш-язычник верит, что после смерти его душа живет в древесной кроне. А чтобы душа не заплуталась, опять же с незапамятных времен в лесу, на стволах, они делают зарубки, которые называются «тамга» – отличительный знак рода. Тамгу ставили на земельных наделах, на мешках, на лесных делянках, на домашних животных, на документах. Это может быть изображение радуги, стремени, лестницы, граблей, ковша или заячьего следа┘
После завоевания Казанского ханства чуваши прошли через насильственное крещение. Однако немало было и упрямых, которых невозможно было не только крестить, но даже и истребить. Они убегали в глухие леса, унося с собой своих сто богов (бог земли, бог травы, бог воды, бог зверей – всех чувашских богов и не перечислишь), свой язык, свой быт, традиции и нравы. Хранят все это и поныне.
Чуваши (сувары, савиры) – потомки одного из древних племен Волжской Булгарии, государства, состоявшего в 910–970 годах из двух владений или, как пишут теперь ученые-татары, эмиратов – Булгарского и Суварского. Примерно в 920 году булгары приняли ислам, а сувары остались язычниками, сторонниками, как говорит чувашский писатель Николай Сорокин, «экологически чистой религии». Когда Волжскую Булгарию пришел завоевывать потомок Чингисхана хан Батый, столица древних чуваш Сувар пострадала особенно сильно. Его жители, самые воинственные в Волжской Булгарии, оборонялись с особой яростью. Тысячи суварцев или сювасей, что на древнечувашском языке означает «жертвоприносители», полегли тогда на развалинах города.
Не все суварцы погибли – одни рассеялись, ушли в глухие леса, которыми богато Закамье. Другие на плотах и челнах переплывали ночами Волгу. Ее правобережье с крутыми берегами не внушало доверия завоевателям, и они побоялись идти дальше. Зато сувары спокойно выбирали новые безопасные места для поселения и пахоты.
Николай Сорокин призывает соотечественников не спешить в Африку или Южную Америку за экзотикой, ибо она совсем рядом, на просторах Закамья. Там, вдоль Волги, возле малых рек и озер, вперемежку с татарскими аулами и русскими деревнями стоят чувашские ялы (деревни), где живут чуваши-язычники. Сегодня их не так много: из 150 тыс. чувашей, проживающих в Татарстане, язычников всего тысяч 15–17, но они и есть живая легенда древнего народа.
Найти деревню чувашей-язычников легко по кладбищу. Они ставят на могилах необычный памятник – липовый столб, так называемую юбу. Столб устанавливается на кладбище только в октябре, который на чувашском языке так и называется – юба. Из трех дней похоронного обряда в первый день мужики едут в лес, где выбирают самую лучшую липу. Сначала долго молятся перед ней, потом рубят дерево, изготавливают из него намогильный памятник – юбу. На одном конце юбы делают зарубки: глаза, нос, рот. Затем из той же липы вырезают столик, скамейку для покойника, мостик, чтобы покойный мог перейти через реки, крючок для полотенца и липовую лопату. Считается, что чуваш и на том свете продолжает прилежно и много трудиться. Кстати, среди народов Поволжья чуваши самые трудолюбивые, и это никто даже не оспаривает. Когда придет время и юбу установят на могиле, то на нее повяжут платок, если это могила женщины, или наденут малахай, если умер мужчина. Каждый чуваш-язычник знает всех своих сородичей до седьмого колена, а некоторые и до девятого.
Чуваши печной закалки
Рождается чуваш летом в бане, а зимой в избе. Если роженица не может разродиться, зовут мужа – тот должен перешагнуть через жену, читая молитву, развязать тугой узел и усилием воли помочь своему ребенку появиться на свет. А уж пуповину ребенку перевяжет повитуха. Считается, что душу новорожденному дает «пирешти» – дух, а характер повитухи передается новорожденному. Первой новорожденного принимает не мать, а та женщина, которую она выбрала, – манакка, в переводе «старшая мать». Она первая прикладывает ребенка к груди матери. И отныне она будет почитаться в семье наравне с матерью. Самое почетное место за столом, самый дорогой подарок – ей.
Ребенка не крестят, а проводят другой обряд. Йомзя-знахарь разбивает над головой ребенка два сырых яйца липовой палочкой, после чего отрывает голову петуху и выбрасывает ее за ворота, как приношение, чтобы задобрить злого духа, шайтана. За ворота также выбрасывают хмель. Потом йомзя, держа ребенка перед очагом, бросает в огонь соль, заклинает злых духов, уговаривая их покинуть этот дом. Ребенку же желает быть храбрым и трудолюбивым, как его родители.
Если ребенок родился слабым, совершается обряд «впускания в него души».Три женщины наряжаются в самое лучшее. Одна берет сковороду, вторая – ковш, третья – печную заслонку и отправляются «на поиски души». Первая лезет в подпол и просит душу у шайтана, вторая выходит во двор и призывает поочередно языческих богов, третья поднимается на чердак и обращается непосредственно к верховному богу.
Если ребенок заболеет, его тоже вылечит знахарь. Он протопит печь в избе, положит младенца на широкую липовую лопату и с молитвой и заклинаниями отправляет дитя в жаркую печь. Сначала на мгновение, потом на два и так, увеличивая время, будет прогревать его, приговаривая, чтобы тот рос румяным и здоровым┘ Лет десять назад ВГТРК «Татарстан» снял 45-минутный документальный фильм о чувашах-язычниках «Вера древнего народа». Он снимался целый год, потому что чувашский календарь в основе своей земледельческий. Названия месяцев связаны с полевыми работами: ага (сев), удо (сенокос), сьюрла (серп), авон (молотьба) и так далее.
Сабантуйное соперничество
Чуваши, как и татары, – тюрки, но обид у язычников на соседей хватает. «Татары, как правило, все чувашское пытаются переиначить по-своему, – считает Николай Сорокин. – Названия наших деревень переиначивают. Также бесцеремонно татары обошлись и с названием целого народа – чуваши. Предки чувашей называли себя «сювась». Подчеркивая свою прилежность к язычеству, к жертвоприношению. Но татары не могут произносить слова так мягко, как мы, поэтому и зовут нас чувашами». А уж когда приходит пора татарского праздника Сабантуй (праздник плуга), тут чуваши и совсем не могут скрыть своей обиды, обвиняя татар в том, что они украли древний праздник чувашей Акатуй (свадьба земли и плуга).
Зато когда татары в 1990 году возродили утерянную при Иване Грозном государственность, первые, о ком они вспомнили, были чуваши. Чувашское радио «Атте-анне – сассысем» («Голоса отцов и матерей») в 1993 году начало вещание и до сих пор выходит в эфир раз в неделю: информационная программа плюс народные песни.
Стараниями Николая Сорокина при поддержке татарских властей стала выходить газета «Сувар» на чувашском языке. А в 1996 году архиепископ Казанский и Татарстанский Анастасий передал чувашам церковь Параскевы Пятницы. Чуваши за четыре месяца привели старинный храм под Казанским кремлем в божий вид, и теперь у чувашей свой приход.
Татары, считающие себя потомками древних булгар, не забывают, что у них с потомками древних сувар общие корни. И по поверью чувашей-язычников, это корни векового дуба Юмана: «У этого дерева семь корней, – поется в старинной чувашской песни, – семь корней, говорят, доходят до преисподней. У этого дуба золотой ствол, золотой ствол, говорят, уперся в седьмое небо».
Казань
Дарья Гармоненко