Хищения изделий из цветных и черных металлов уже называют национальной бедой нашей страны. В России, к сожалению, штамп «национальная беда», поставленный на проблеме, обычно означает, что решать ее в общем-то бессмысленно и потому нечего даже этим и заниматься. Однако нет смысла упоминать набившее оскомину выражение Карамзина и сваливать эту беду исключительно на якобы существующую историческую традицию уносить все, что плохо лежит. Это было бы слишком просто. На самом деле воровство и, что самое важное, прием цветных металлов со времени распада СССР превратились в стране в громадную индустрию, в которой хищение алюминиевых кастрюль с дач является только основанием пирамиды. На ее вершине пилят на металлолом совсем другие посудины, в итоге – в неизвестном направлении исчезают целые флотилии.
Наверное, не случайно усилия «НГ» получить хотя бы приблизительную картину влияния охотников за металлом на экономику и технический парк России, не привели к успеху. Криминальная статистика МВД – отчеты о количестве выявленных и закрытых пунктов приема цветных металлов и осужденных за кражу проводов – никакой ясности не дают. Между тем непосредственно экономической стороной расхищения металлов у нас, похоже, никто не занимается. В комитете по энергетике, транспорту и связи Госдумы РФ подтвердили, что проблема разрушения вандалами технического парка страны напрямую связана с отраслями, которые курирует комитет. Однако в пресс-службе комитета «НГ» сообщили, что не смогут дать никакой информации по этому вопросу и отослали в Ростехнадзор, пояснив, что именно он занимается подобными делами. В Ростехнадзоре, получив довольно безобидные вопросы о том, какой вред приносят охотники за цветметом техническим сооружениям России, и о том, ведется ли государством борьба с расхищением металлов, ответили вежливым письмом, уведомив, что такая тематика не входит в их компетенцию.
Ситуация более чем показательная. На потоки металлов, которые «в черную» и «в белую» кочуют по стране, государство, несмотря на громкие заявления, фактически не обращает внимания. Подобное равнодушие руководящих органов, как обычно, порождает распущенность и безнаказанность подчиненных. В итоге нелегальные пункты приема металлов десятками обнаруживают только во время авральных рейдов с пафосными названиями, а ликвидируют их лишь затем, чтобы через полгода найти и закрыть еще раз. При этом особенно четко картина всеобщего соглашательства выступает в случае кражи чего-то экстраординарного – церковного колокола, детали памятника и т.д. В этом случае сотрудники милиции возвращают похищенное в кратчайшие сроки, очевидно, прекрасно представляя, где можно найти украденное. У тех, кто готов противодействовать охотникам за металлом, нет поддержки и от судебной системы – суды выносят символические сроки лишения свободы и тем, кто подворовывает и тем, кто скупает краденое.
В целом проблема давно перешла из сферы преступного похищения чужого имущества в сферу разрушения коммуникаций, дорогостоящей техники, у которой есть непосредственные владельцы – связисты, энергетики, коммунальщики, предприниматели и фермеры. Самоустранившись от проблемы, государство предоставило им бороться за свою собственность самостоятельно. И те уже действуют: набирают дополнительную охрану, усовершенствуют защиту оборудования, используют новые материалы. Однако не дремлют и воры. Они, как водится, идут на шаг впереди тех, кто им противодействует. К моменту, когда в борьбе с «проводниками», километрами срезающими кабели со столбов, приемщикам запретили скупать провода, воры уже приноровились пережигать их, сплавляя в бесформенные куски металла. К тому времени как энергетики в некоторых регионах вложили немалые деньги в новейшие провода, которые нельзя переплавить в непознаваемый слиток, грабители давно стали разбирать трансформаторы и другое оборудование. Так что борьба не за жизнь, а за металл продолжается.