Александра Самарина.
Губернатор Калининградской области знает, как решить жилищный вопрос.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
Вчера состоялось первое заседание созданной недавно под эгидой помощника главы государства Игоря Шувалова комиссии по развитию рынка доступного жилья при президентском совете по реализации нацпроектов. О первых итогах ее работы и причинах пробуксовки самого проблемного проекта – в интервью члена комиссии и губернатора Калининградской области Георгия Бооса, одного из авторов ныне действующей жилищной реформы и члена генсовета «Единой России». В беседе с корреспондентом «НГ» Боос также комментирует слухи о строительстве на Куршской косе резиденций для себя и для Владимира Путина.
– Георгий Валентинович, вы включены в комиссию Шувалова, призванную поддержать самый проблемный нацпроект «Доступное жилье», которое вопреки стараниям правительства и обещаниям президента становится все менее доступным. В преддверии выборов 2007–2008 провал проекта ляжет тяжелым грузом на плечи одного из полуофициальных преемников президента. Что мешает Дмитрию Медведеву добиться успеха в этой области?
– Трудная ситуация возникла из-за того, что начали вводить ипотеку, подогревая тем самым спрос, но не увеличив при этом предложение на рынке жилья. Конечно же, надо было вводить ипотеку, но одновременно конкретнейшим образом развивать коммунальную инфраструктуру, заставить рынок земельных участков демонополизироваться. Заметьте: земельные участки должны были появиться на аукционах только с 1 марта, а лучше бы раньше, потому что продажи демонополизируют доступ к участку. Человек, который заплатит деньги, заинтересован побыстрее их вернуть, побыстрее построить жилье, окупить его. Появляется интерес как можно быстрее и больше строить – в результате мы бы имели уже больше построенного жилья.
– Почему ипотека не стала тем золотым ключиком, который был обещан гражданам, нуждающимся в жилье? Напомню: одним из авторов нового Жилищного кодекса были вы сами, когда работали над законом в качестве депутата Государственной Думы.
– У себя, в Калининграде, мы намеренно держали ипотеку и долго не открывали ее. Мы ее готовили, держали ее до тех пор, пока не дали выхода жилья на рынок. Сейчас мы строим в год 500 тысяч квадратных метров, что почти в два раза больше, чем в прошлом году, и составляет 0,55 квадратного метра на человека в год. При среднем по России – на уровне 0,3 квадратного метра. Мы строим чуть больше Москвы. Только после того как стало возможным дать рынку предложение по жилью, была запущена ипотека. И с первого дня я занимался земельным аукционом. Первый был проведен только 9 марта. На августовском аукционе продан был участок под комплексную застройку, под целый микрорайон. В результате мы реально толкнули жилищное строительство вперед и сейчас уже заняты программой следующего года. Мы уже построили больше, чем в лучший советский год.
– Чем вы объясняете ценовой бум в Москве?
– В Москве намного сложнее. Во-первых, там другой спрос – спрос всей страны. В Москве строить надо много больше, не столько, сколько строим мы, а еще больше, но у столицы резервов на это нет. У Москвы реально нет земельных участков. Москва в нынешних пределах задохнется, это уже сегодня начинает чувствоваться. Надо менять границы города, каким-то образом объединяться с областью.
– Жилищная реформа потерпела крах?
– Нет, конечно. Есть ошибки, рожденные компромиссами. Например, была целая баталия по поводу аукционной или не аукционной продажи земель. Я настаивал, чтобы одновременно с принятием жилищного пакета началась свободная продажа земель на аукционах. Меня пытались уговорить: якобы мы остановимся в строительстве жилья, если сейчас введем аукционы сразу. Не уговорили. Но сопротивление было сильным, а уровень желающих не вводить прозрачные процедуры для доступа к земельным участкам – высоким. В итоге аукционы были введены только спустя 9 месяцев. Монополистам неинтересно покупать землю на открытых аукционах, они стремятся сохранить свои привилегии. Те, кто сегодня строит, каким-то образом наладили отношения с чиновниками на местах – у них все отрегулировано, отлажено, как раньше говорили, схвачено. В результате за переходный период к открытой продаже участков земли зарезервировали столько земельных участков, нараздавали их! Я вот сейчас смотрел на карту своего города, на розданные земли – председатель городского совета принес мне эти цифры, – там есть участки земельные по 900, по 1000 гектаров, там есть даже участок какой-то в 1400 гектаров – в центре города! Вы можете представить такие вещи? Это же нонсенс!
– И что в результате?
– В результате эти земли сегодня не в обороте, за них налог не платится. Это все означает, что заниматься нужно больше предложением жилья на рынке. До сих пор нет, например, постановления, которое утвердило бы типовой договор по концессии в области ЖКХ. Как развивать ЖКХ, если ты не вводишь концессию? Государственные инвестиции – откуда? А частные сразу виснут на квадратном метре, повышают риски застройщика, что еще больше увеличивает стоимость жилья. Речь идет не о дилетантах, а о приглашенных специалистах, компаниях, профессионально и эффективно занимающихся этим вопросом. То есть – концессиях. Мы подготовили сегодня несколько концессионных договоров. Ждем, пока выйдет соответствующее постановление правительства. И сразу же стартуем.
– Дмитрий Медведев понимает тяжесть проблем – что-то он очень мрачен в последнее время в своих публичных выступлениях?
– Он все понимает, и весь вопрос в том, что есть вещи, которые объективно требуют какого-то времени. Настройка требует времени. Но по регионам ситуация не так плачевна.
– Какие меры будут предлагаться вашей комиссией в первую очередь?
– Земельные аукционы уже введены, теперь надо вытолкнуть побыстрее постановление правительства по концессионным договорам. Частный бизнес будет делать это более эффективно, потому что он будет мотивирован на экономию расходов, на более скорую окупаемость своих капиталовложений. Он, естественно, потратит свои деньги, он же даст кредиты в полном объеме инвестиций, ему придется какую-то часть работы делать за свои деньги. В результате он будет за свои кровные потеть от зари до зари, – больше, чем чиновник за которым сзади я буду стоять с плетью. Это всегда менее эффективно, чем частная инвестиция, доказано во всем мире.
– Сегодня не утихают споры об использовании Стабфонда. Можно ли это сделать, избежав инфляции?
– Это накопленные деньги, и их расходовать опасно. Можно не наполнять Стабфонд, но для того чтобы это не отзывалось инфляцией, нужно увеличивать внешнюю конкуренцию. А для этого нужно менять курсовую политику, повысить покупательную способность рубля, оценить труд, тем самым мотивировать модернизацию производства. То есть по-другому сбалансировать всю макроэкономическую политику, причем опять же не очень быстро, иначе мы грохнемся, у нас не будет готова к этому промышленность. Можно сделать это, скажем, более динамичным темпом в течение нескольких лет, вывести сальдо внешнеторгового баланса на уровень плюс 10–15 миллиардов, тем самым перейти к более реальному курсу. Платежный баланс все равно будет положительным. Но в результате будет открытая конкуренция с внешним миром, тем самым повысится мотивация к борьбе за снижение издержек и так далее.
– Однако нынешние губернаторы, от которых, вы говорите, так многое зависит, все больше превращаются в чиновников, зависимых от федерального Центра. Зачем им стараться, если их назначение не зависит от жителей региона?
– Ну это общая проблема власти, вы сейчас затрагиваете не тему строительства, а тему конструкции власти. Власть имеет разные конструкции. При одной есть прямая зависимость от населения региона, при другой – прямая зависимость от партии, которая зависит от результатов выборов. Во втором случае больше управляемости, но снижается контроль со стороны жителей. Однако увеличивается контроль со стороны партии – со стороны тех, кто тебя выдвигает, что повышает роль кадровой работы в партии. Такие конструкции не противоречат принципам построения института власти. Любой – в бизнесе, в миру, власти духовной или еще какой-то. Мне, например, ближе модель, когда есть прямая и обратная связь, выход непосредственно на избирателей, то есть прямые выборы. Мне такая модель более симпатична. У нее есть свои минусы: меньшая управляемость, она, безусловно, более сложная и, для того чтобы делать прорывы вперед, такая модель, будем откровенно говорить, почти не годится.
– Вы имеете в виду консерватизм электората?
– Конечно. Такая модель годится как раз тогда, когда вам надо законсервировать ситуацию, и мы к ней, наверное, вернемся, когда сделаем экономический рывок. Когда власть, пройдя выборы, получив доверие, начинает формировать властные институты по всей вертикали – это более сложная зависимость, но она позволяет более мобильно управлять властной системой. Как следствие, большая управляемость дает более динамичное развитие, более быстрое движение вперед.
– Почему сегодня такая система дает сбои – к примеру, обычным явлением становятся едва не еженедельные убийства банкиров, политиков, журналистов? Это и есть повышение управляемости ситуацией в стране?
– Недостатки такой системы в том, что она не консервирует ситуацию, она неконсервативная, плюс – может произойти отрыв от людей, от их запросов и в условиях, когда есть сильное гражданское общество, в общем, особого страха у людей нет – просто на очередных выборах эта власть будет заменена на другую. Правда, нельзя назвать наши демократические институты развитыми в полном объеме. Партийные институты, например, у нас находятся в стадии становления, они еще не сформировались полностью, хотя вместе с тем надо сказать, что нынешний механизм дает большие возможности в том числе и развитию этих институтов.
– Сегодня все яснее, что ваша партия теряет монопольные позиции в стране. Как вы относитесь к усилению позиций ваших оппонентов из трехпартийного альянса? Учитывая, что и вы, и ваши оппоненты обязаны своим рождением власти.
– Во-первых про ЕР я бы не стал так говорить. Она образована тремя партиями «Российские регионы», «Отечество» и «Единство». И при этом «Отечество» и «Российские регионы» были партиями, которые прошли очень сложный период выборов 1999 года, и совсем, что называется, не пробирочные. Смотрите: Володин, Исаев, Морозов, Косачев, Рязанский – можно перечислять очень долго, это все выходцы из тех структур... А что касается партии «Родина» – это тоже не пробирочная партия, хотя замыслена была в Кремле, задумана политтехнологами, но потом вышла из-под контроля, если я правильно понимаю эту ситуацию. Что касается объединения трех партий – пожалуйста, ради Бога, но относительно двухпартийной системы у меня большие сомнения. По многим причинам. Укрупнение партий – да, в этом есть определенный плюс: мелкая партия сама власть взять не может. А если и возьмет, то не сможет ее реализовать, даже если выиграет на выборах. Вспомните: на выборах 1993 года победу одержала партия Жириновского и сама испугалась собственной победы. При этом в союзе с правыми – с «Демвыбором» – у них было абсолютное большинство в Думе, но они ничего не смогли все вместе сделать, не смогли распорядиться этой властью. Чем большее количество блоков, тем меньше ответственности, она сразу размывается, чуть что – можно ее на кабинет министров. Но там каждый министр сам по себе, делает свою программу и свою политику. Из этих лебедя, рака и щуки ничего не получится. Укрупнение партии позволяет реально получить ответственную структуру, которая в случае прихода к власти может реализовывать свои программы. Я сомневаюсь, что мы идем к двухпартийной системе, – мы идем к системе нескольких партий, просто они будут более крупными, между ними будет основная конкуренция.
– Вторую партию власти тоже никто специально не создает?
– Да не выращивают ее, идет процесс укрупнения, и очень хорошо, это позитивный процесс, ничего в этом нет такого. Чем больше будет крупных серьезных партий, тем больше будет реальной конкуренции. Могла Партия пенсионеров, или Партия жизни, или «Родина» быть конкурентом ЕР? Нет, не могла, а сейчас, объединившись, они претендует быть конкурентом.
– Почему ЕР так обрушивается на структуру, которая еще не создана?
– Не знаю. Возможно, объясняется это тем, что на прошедших недавно выборах велась некорректная политическая борьба. Выбрасываются безответственные лозунги. Ну, например: «Не позволим чиновникам повысить тарифы на ЖКХ!» Или: «В стране есть две проблемы – это бюрократы, они же воры». Позвольте, друзья, вы хотите в оппозицию переходить? Переходите, но освободите тогда чиновное кресло. Не может быть оппозиции, которая сама является властью. Если ты решил избираться губернатором, а являешься его заместителем – не вопрос, иди к губернатору, скажи: я решил баллотироваться, я ухожу, я не согласен с вами – это честно, понятно, это открытая политика. А когда ты сидишь в кустах до последнего, а потом выходишь и говоришь: вы все воры и негодяи, а я весь буду в белом, если меня изберете, изберите меня... Так нельзя. Ты сам участвуешь в этом процессе.
– Единороссы, находясь у власти, часто используют бюджетные деньги для собственной предвыборной раскрутки: все эти стадионы, больницы, детские сады... Можно ли назвать это честной конкуренцией?
– ЕР не бюджетные деньги использует, а выполняет предвыборные обещания, строит объекты, повышает пенсии, зарплаты – это называется реализовывать предвыборные обещания. Для чего власть берется, для того, чтобы по кабинетам рассесться, что ли?
– Недавно появились сообщения о том, что вы строите дом в заповеднике «Куршская коса». Писали даже, что вы покупаете у местных колхозников домишки, предлагая им квартиры в городе. Это правда?
– Дом, который построил Джек. Я уже купил себе дом в Калининграде и не скрываю этого, и в нем прописался. Далее: мне бы хотелось еще что-то построить для себя, за городом, естественно, – летний дом для семьи. И я бы хотел этот проект реализовать и надеюсь, что я его в перспективе реализую. И ничего в этом не вижу предосудительного. И вообще, чем больше мы будем реально пускать корни, тем крепче мы будем связаны со своей землей. А связь со своей землей – это всегда очень позитивно. Третье. Считаю, что Куршская коса должна развиваться по единому серьезному проекту. С тем чтобы она осталась общенациональным заповедником. Именно поэтому мы вышли с Куршской косой на тендер по туристской особой экономической зоне в Министерство экономического развития и торговли. В этой связи я для себя не вижу никакой возможности делать какие-то землеотводы на Куршской косе. А коли не вижу землеотводы, то не считаю себя вправе покупать там даже чужие строения, уже существующие, для того чтобы снести и построить что-то для себя лично. Если я что-то пропагандирую, если я к чему-то призываю, если я что-то объявляю как приоритет и ценность, то считаю для себя необходимым, даже в случае, когда это законно, но не соответствует приоритету, так не поступать. В самом приобретении нет ничего незаконного, но я считаю, что лично для меня – это отступление от того, к чему я призываю.
– Правда ли, что на Куршской косе ваши чиновники подыскивают место для дачи президента Путина?
– Президент не собирается строить себе резиденцию на Куршской косе, поэтому не представляю, кто из сотрудников правительства области занимается поисками участка для ее строительства.
Дарья Гармоненко