Андрей Рискин. – Ольга Викторовна, чем отличаются региональные олигархи от федеральных?
– Если не учитывать масштаба богатства, все дело в лоббизме. В советское время одни директора входили в номенклатуру Политбюро, другие – в номенклатуру секретариата ЦК КПСС. Это зависело от стратегической важности производства. С тех пор мало что изменилось. К примеру, сегодня почти все крупные компании сырьевого сектора имеют федеральный уровень, а глава «Сургутнефтегаза» Владимир Богданов не стал перерегистрироваться в Москве, остался в регионе, там и налоги платил, а в итоге воспринимался как местный олигарх – по сравнению с остальными. Вообще-то это извечный процесс. Руководитель «Северстали» Алексей Мордашов начинал как региональный лидер, а потом поднялся на высокий федеральный уровень.
– Президентский тезис равноудаленности олигархов от власти коснулся провинции?
– Трудно оперировать понятиями, смысл которых неясен не только мне, но и всем остальным. Но если речь идет о том, что, мол, олигархи федерального масштаба, как считается, ныне не влияют на Кремль, а региональные богачи являются депутатами местных законодательных собраний, имеют в регионах подконтрольные СМИ и т.д., то, на мой взгляд, олигархическая форма в провинции более выражена. В первую очередь потому, что расстояние между субъектами политической деятельности в глубинке гораздо меньше. Парламенты в регионах состоят из чиновников и крупных предпринимателей, ключевиков, как их называют в глубинке. Это слово заменило старый термин «партхозактив».
– Тот факт, что сегодня глава региона утверждается местными законодателями, влияет на стремление местных олигархов обзавестись депутатскими корочками?
– Это возрождение старой советской модели, когда выбора нет, когда выбирает не народ, а элита. То есть выборщиками является элита. И это резко меняет конфигурацию власти в регионах.
– Существуют ли попытки встроить местных олигархов в вертикаль власти?
– Они встроены. Дело в том, что они являются кадровым резервом системы. Это новое явление, раньше такого не было. Они через депутатство, через сенаторство, просто через участие в каких-то правительственных программах, национальных проектах и т.д. приобретают опыт. Они, по сути, уже на службе и могут быть мобилизованы в любой момент. Среди губернаторов немало таких людей, по моим подсчетам, примерно около 12 процентов. Самый яркий пример, конечно же, красноярский губернатор Александр Хлопонин.
– Существует ли конкуренция между олигархами провинциального и федерального уровня?
– Процессы стабилизации и передела идут параллельными курсами, постоянно и везде. Кто-то что-то может продать, возможно слияние бизнеса, другие факторы налицо. Так что сегодня один стал олигархом, завтра – другой. Просто сегодня это происходит не так хаотично, как раньше. Произошло некое зонирование бизнеса. В регионах это особенно заметно. Самые активные из региональных олигархов хотят расширить свое влияние на соседние регионы, чтобы создать технологическую цепочку для своего бизнеса, чтобы ни от кого не зависеть. Любой бизнес хочет стать монополистом. Стали укрепляться межрегиональные связи, это важная тенденция. А главное, обнаружились регионы-лидеры. И, соответственно, там у них и олигархи – лидеры.
