Нужна ли Абхазии президентская клятва в святилище

Кандидаты в президенты Абхазии Адгур Ардзинба, Бадра Гунба и Олег Барциц на молении в святилище Елыр-ныха. Кадр из видео с канала «Гал-Медиа» на YouTube

В древнейшем в Абхазии святилище Елыр-ныха 12 января состоялся предвыборный «молебен», собравший вместе жрецов, представителей Совета старейшин и всех четырех кандидатов в президенты страны (Адгур Ардзинба, Олег Барциц, Бадра Гунба и Адгур Хурхумал). Кандидаты выстроились в ряд, жрец произнес молитвы о благополучии и процветании Абхазии. 

Предыдущая духовно-политическая акция была перед Новым годом. 22 декабря 2024 года в разгар веерных отключений электричества и после злополучной стрельбы со смертельным исходом в абхазском парламенте граждане Абхазии во главе с и.о. президента Бадрой Гунбой отправились в святилище Лых-ныха. Поскольку в стране скоро президентские выборы, оппозиция также не осталась в стороне: вскоре в Лых-ныха был замечен лидер «Абхазского народного движения» Адгур Ардзинба.

Семь святилищ

Всего на территории республики существуют семь «больших», или «общеабхазских», святилищ (абх. Абжьныха): Лых-ныха, Елыр-ныха, Дыдрыпшь-ныха, Лашькиндар, Лдзаа, Адагуа-ныха и Инал-куба. Согласно традиции, установленной, к слову, относительно недавно – после грузино-абхазской войны 1992–1993 годов, – общенациональные моления совершаются один раз в год в одном из семи святилищ, поочередно. На них абхазцы во главе со своими жрецами молятся о благополучии и процветании страны. На следующий год, согласно графику, ритуал будет проводиться в высокогорном селе Псху, в святилище Инал-куба. 

Обычно моление совершается чуть раньше, осенью, но на этот раз из-за ноябрьского «переворота» со смещением президента Аслана Бжании жрецы не успели вовремя организоваться. В результате «языческое» мероприятие пришлось на Рождественский пост, к недовольству местных православных священнослужителей. «Это личное дело любого политика или общественного деятеля. Но к христианской традиции не имеет отношения. Поэтому надо делать выводы, согласно каким священным законам живет наше общество. Оно руководствуется христианским вероучением? Руководствуется предписаниями Корана и шариатом?» – прокомментировал ситуацию наместник Ново-Афонского монастыря иеродиакон Давид (Сарсания). Критике священнослужителей, впрочем, не придали значения ни власти республики, ни основная масса населения. Позиции православия в стране, и без того хрупкие, за последние годы сильно «сдали».

За каждым святилищем закреплен определенный жреческий род, который его «обслуживает». За Лых-ныха присматривает фамилия Шакрыл. Само святилище находится в селе Лыхны Гудаутского района, на большой поляне Лыхнашта, прямо во дворе православного Успенского храма, построенного в X веке, в котором сегодня служат священники Абхазской православной церкви. Православные верующие и жрецы не мешают друг другу: семья Шакрыл ежегодно зарывает во дворе церкви кувшин с вином, на который никто не посягает и который торжественно вскрывают в день моления. Первое в новейшей истории Абхазии моление в Лых-ныха семья Шакрыл организовала в апреле 1992 года. Из уважения к христианской церкви сам обряд жертвоприношения – умерщвление жертвенного козла – совершается в доме у одного из представителей семьи, а непосредственно на поляне перед храмом проводится только праздничное застолье. Обычно над длинными столами делают навес («палатку»), но в 1993 году из-за сильного дождя застолье было перенесено в притвор лыхненской церкви.

Село Лыхны имеет колоссальное значение для Абхазии. Это древний сакральный и политический центр, в котором веками проводились народные сходы. Согласно абхазской пословице, «когда в Лыхны собирается народ, в Абхазии дождь не идет!». В XV–XVIII веках здесь была столица Абхазского княжества и резиденция местных князей Чачба-Шервашидзе. В 1866 году именно в Лыхны началось «странное восстание» – абхазский бунт, имевший целью восстановление княжеской власти в Абхазии. Считается, что поводом к восстанию послужило недопонимание между представителями царской администрации и участниками народного схода в Лыхны. Абхазцев возмутили грубые выражения в свой адрес со стороны полковника Коньяра и чиновника Измайлова, из-за которых 18-летний князь Надаада Дзяпш-Ипа достал пистолет и произвел серию выстрелов в сторону царских чиновников. После подавления восстания царским правительством до 15 тысяч абхазцев были принудительно выселены со своей родины и отправлены в Османскую империю, где пополнили ряды так называемых махаджиров (высланных Российской империей в Турцию в XIX веке).

Особая роль Лыхны для современных абхазцев – также в том, что это родовое село первого председателя Совнаркома Республики Абхазия Нестора Аполлоновича Лакобы. Этот деятель времен СССР считается главным апологетом абхазской независимости. На фоне нынешнего политического кризиса значение его имени для абхазского политикума, и без того немалое, явно актуализировалось. Перед самым Новым годом, 27 декабря, накануне годовщины смерти Нестора Лакобы (в 1936 году) на историческом факультете Абхазского государственного университета торжественно открыли бюст этого деятеля советских времен.

Вера или обычай?

Моления, подобные тому, что проводится в Лыхны, – важнейший элемент традиционной абхазской религии. Относительно ее характера нет единства как между экспертами, так и между местными жителями. Духовенство Абхазской православной церкви рассматривает ее как проявление язычества. Клирики Священной митрополии Абхазии, альтернативной местной церковной юрисдикции, служащие в Ново-Афонском монастыре, расходятся во мнениях.

По мнению архимандрита Дорофея (Дбара), традиционные абхазские обряды – пример так называемого «этнизированного христианства» и являют собой переработанную народную форму христианской веры, сложившейся в эпоху отсутствия в Абхазии институциональной Церкви. Все они, по словам священнослужителя, демонстрируют веру абхазцев в Единого Бога и поэтому не могут считаться язычеством. 

В критические моменты граждане Абхазии обращаются к жрецам.  Кадр из видео с канала «Гал-Медиа» на YouTube

Иеродиакон Давид (Сарсания), в свою очередь, считает, что традиционные обряды носят чисто ритуальный характер и «вообще не являются религией».

«Это патриархальные языческие культы, – говорит абхазский историк Астамур Тания, в прошлом руководитель администрации президента республики. – Некоторые их называют единобожием, абхазским монотеизмом. Но, с точки зрения христиан и мусульман, это всё язычество. Это религия без вероучительных основ, она носит чисто обрядовый характер, то есть благополучие человека зависит не от веры, а от правильного соблюдения ритуалов, передаваемых через устную традицию и участие в молебнах, а также от следования традиционной абхазской морали – «апсуара». В этой обрядности, кстати, можно заметить следы влияния и христианства, и ислама». «У нас есть, например, праздник сотворения мира, – рассказывает Тания. – На самом деле это поклонение богу кузни. Ритуальная часть в значительной степени заимствована из христианства. Например, жрец полотенце особым образом накидывает на шею – это как епитрахиль. Делаются такие круглые хлебцы, оттуда потом изымаются частицы и смешиваются с вином – явно имитация евхаристии. Но это чисто ритуальное действие, в него не закладывается никакого таинственного или вероучительного смысла. Как правило, все это сопровождается застольем, с хорошим мясом и вином. И участвуют в этом все – и христиане, и мусульмане».

Государство и традиционная вера

По словам большинства собеседников автора статьи, именно «абхазская религия» – это и есть самая массовая вера в Абхазии. При этом парадокс в том, что действующий абхазский закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» вообще ее не упоминает. В 2012 году, когда закон рассматривался парламентом на пике движения за создание независимой церкви, депутаты даже вырезали из законопроекта преамбулу, изначально в нем присутствовавшую. Предложение, которое законодатели предпочли убрать, звучало так: «Абхазия является светским государством, уважает все мировые религии: христианство, ислам, иудаизм и другие религии, а также традиционное абхазское вероисповедание, составляющее неотъемлемую часть духовной жизни народов мира и народа Абхазии». Вместо этого закон просто призывает уважать «христианство, ислам и другие религии, а также монотеистическое мировоззрение абхазов» (последнее – то, чем решили ради компромисса заменить «абхазскую религию»), а «важную роль в становлении абхазской государственности» признает только за православием.

Фактически же законодательство отражает реальности религиозной жизни страны лишь отчасти. «В Абхазии всегда подчеркивают светскость государственной политики, – отмечает иеродиакон Давид (Сарсания). – По отношению ко всем традиционным религиям государство ведет себя равноудаленно. Но при этом абхазцы никогда не пропускают теперь уже традиционных, сложившихся в постсоветский период молений у разных священных мест, будь то древние христианские храмы или же на природе».

По словам члена Общественной палаты республики Давида Пилии, в Абхазии никогда не примут идею государственной религии: «У нас люди сами определяют, кому поклоняться. Мы это право даем людям. Так было столетиями, и государство в это вмешиваться не будет. Попытка государства вмешаться и каким-то образом обозначить здесь свои приоритеты будет вызывать ажиотаж, совершенно ненужный сейчас. И потому надо этот вопрос обходить стороной. Люди сами определятся. Если человек встал под деревом и помолился, а потом крест надел и в церковь пришел – ничего страшного в этом нет. Не будем его за это ругать».

Религиозный синкретизм – одна из основ абхазской государственности, что отражено даже на флаге республики, принятом в 1992 году. Там присутствуют символы трех религий: красный знак раскрытой ладони – символ традиционной абхазской веры, семь полос белого и зеленого цветов символизируют соответственно христианство и ислам.

При этом, как отмечают собеседники автора статьи, к традиционной абхазской религии у жителей республики более благоговейное отношение, нежели к православию и исламу (обряды последних если и соблюдаются, то скорее формально). «У абхазов больше есть суеверный страх перед святилищами, чем перед церковью. Какого-то особого благоговения перед церковью или перед мечетью у большинства населения нет», – отмечает Астамур Тания.

Главное святилище традиционной веры находится на большой поляне перед православным Успенским храмом в селе Лыхны.  Фото РИА Новости

«Боязнь есть только перед святилищами, – соглашается известный абхазский журналист Инал Хашиг. – Когда говорят абхазцу: давай пойдем поклянемся – это что-то серьезное». По словам Хашига, особенность абхазской религии в том, что к ней прибегают лишь в ответственные моменты жизни: «Святилища не посещают постоянно, как церковь. Это не проходной двор. 99% людей в Абхазии вообще никогда не бывали в святилище. Это даже не приветствуется, чтобы просто так ходить туда, на экскурсию там или помолиться. Нельзя святилище тревожить лишний раз. Это не место паломничества. Ты можешь туда прийти только тогда, когда это положено. Тогда туда приходит жрец, который выполняет определенные действия».

Абхазская религия как таковая никак не институционализирована. Профессиональных священнослужителей, какой-либо касты жрецов здесь нет. Между молениями все жрецы живут как обычные граждане и могут работать по гражданской специальности. Сравнительно недавно, в 2012 году, была зарегистрирована религиозная организация «Совет жрецов Абхазии». Но основная ее функция – организация «общенациональных» молений в семи главных святилищах, определение порядка их чередования.

Более «мелкие», семейные и родовые святилища при этом практически автономны друг от друга. «Традиционный абхазский образ жизни в прошлом, практически до начала ХХ века – это патриархальная соседская община, в условиях которой было очень сложно институализировать местную религию, так как для этого потребовались бы какие-то религиозные тексты, но они были бы совершенно бессмысленны в бесписьменной культуре, – объясняет Астамур Тания. – Следовательно, института жрецов у нас как такового нет. Есть определенные фамилии, из числа которых выбирается жрец для ближайшего святилища, но они не отличаются от обычных крестьян по своему образу жизни. Есть предположение, что эти жреческие фамилии – потомки белого православного духовенства, которое исчезло после закрытия в Абхазии епископских кафедр, что произошло в результате прекращения существования Византии и распространения на нашу территорию власти Османской империи. Таким образом здесь могла возникнуть ситуация, похожая на ту, в которой оказались русские старообрядцы-беспоповцы».

Помимо публичных молений важная функция святилищ – своеобразное альтернативное правосудие, а также место для принесения «клятв» в дни большой национальной опасности. Клятва, принесенная в святилище, считается священной. До сих пор это один из важных регуляторов отношений между отдельными людьми, семьями и кланами. В случае когда клянется подозреваемый в преступлении – его слова считаются доказательством невиновности и позволяют уберечь родственников от кровной мести. Подозреваемый заявляет: «Если я виновен, пусть погибну я и моя семья».

Один из последних известных случаев принесения клятв в святилище имел место в 2012 году. Тогда по подозрению в покушении на президента Александра Анкваба были задержаны шесть человек, в их числе Анзор Бутба. Односельчане Бутбы провели сход в селе Дурипш, на котором выразили недоверие следствию. Участники схода заявили о том, что знают подозреваемого исключительно с положительной стороны и не видят мотивов преступления. В доказательство невиновности Бутбы они предложили ближайшим родственникам обвиняемого принести клятвы на святилище Дыдрыпш-ныха. Сам Анзор Бутба передал друзьям и родственникам, что они могут не бояться посетить святилище. По словам Астамура Тании, клятва в святилище в современной Абхазии способна отвести от человека обвинения в коррупции: «Последний раз это происходило на моей памяти году в 2012-м, когда некоторых наших известных политических деятелей обвинили в коррупции. И они пошли приносить присягу, что они не коррупционеры. Считалось, что раз они пошли туда и поклялись – значит, они действительно непричастны».

Политические моления

О политической значимости абхазской религии говорить пока рано. «Заметной роли она не играет, – отмечает Давид Пилия. – Кое-кому хочется, чтобы она играла такую роль. Но нет. Мы в Абхазии очень толерантны. Мы спокойно относимся ко всем религиям. Вы посмотрите, сколько на нашей маленькой территории разных конфессий. Есть православные, католиков даже немного, есть лютеране, баптисты, иудеи, традиционная наша религия. Владислав Ардзинба (первый президент республики. – «НГР») тоже в святилище ходил. Но мы, депутаты тогдашнего парламента, этого не приняли. Мы упрекали президента: не делай такие шаги! Мы были против. Не нужно президенту ходить в святилище. Да, ты какую-то категорию людей к себе притянешь. Но другую категорию людей ты этим оттолкнешь. Не всем это нравится». По словам Пилии, функция абхазских святилищ – прежде всего это как клуб общения: «В каждом районе есть святилища. В разное время люди там отмечают разные праздники. Например, праздник урожая. Или просят Всевышнего, чтобы не было засухи, не было наводнения. Люди себя так успокаивают. Люди совершают жертвоприношение, потом вместе все вкушают трапезу. В политике никакой роли абсолютно это не играет».

По словам архимандрита Дорофея (Дбары), попытки политизировать абхазскую религию ведут страну в никуда: «Сейчас в обществе пошла такая тема: дескать, буду голосовать за того человека, который пойдет в священное место и поклянется, что не будет действовать против народа. Я противник этого. Мне не нужен президент, который выполняет свои обязанности только потому, что он поклялся быть хорошим. Мне нужен хороший президент, который и без клятвы будет это делать. Они хотят, чтобы человек испугался нарушать клятву. Но это не сработает. Через это мы проходили много раз, например, в период коллективизации, когда практически все абхазские семьи дали клятву, что они не вступят в колхозы».

По словам одного из ветеранов войны начала 1990-х годов, последнее моление в Лыхны с участием политиков – не более чем «неудачный пиар-ход». «Скорее это можно связать с выборными делами. С кем мне приходилось общаться, в недоумении пожимали плечами. На моей памяти было единственное резонансное моление во время войны, в 1992 году, – отмечает собеседник автора статьи. – Тогда народ был на грани отчаяния, теснимый со всех сторон. Единственной надеждой оставался Бог. То, что лидер народа Вячеслав Ардзинба обратился с молитвенной просьбой к Богу о покровительстве, было воспринято всеми с пониманием. Это укрепило их дух. А сейчас подавляющее большинство населения вообще не знает ничего о том молении».